Книга Мгновения жизни - Марика Коббольд

— Ну, что же, до свидания, Джефферсон Макгроу.

Тем же вечером она позвонила Анжелике.

— Что ты станешь делать, столкнувшись нос к носу со своей романтической мечтой?

— Праздновать?

— А если это невозможно?

— Напиться?

— Да, вижу, от тебя никакого толку.

— Отлично. Тогда так: проживи остаток жизни неудовлетворенной, в тоске и стремлении заполучить невозможное, сознавая при этом, что твоя мечта вполне реальна, она здесь, рядом, но всегда ускользает от тебя.

— Уже лучше.

— Или, если это мужчина, можно затрахать его до смерти, и плевать на последствия.

— Очень соблазнительное предложение.

Однако, положив телефонную трубку на аппарат, она оставила легкомыслие. Неужели она и впрямь ненормальная, и все еще влюблена в мужчину, которого любила и потеряла в том возрасте, когда оба они были почти детьми?

Джефферсон позвонил ей спустя два месяца. Он вновь прилетел в Лондон.

— Это опасно, — предостерегла ее Анжелика.

— Все в порядке. Мы оба знаем, что между нами ничего быть не может.

Ложь, ложь, сплошная ложь. Она лгала себе и другим, но умирала от желания, учитывая скорость, с какой они сбросили с себя одежду. Быстрее, быстрее, чтобы не осталось времени для сожаления. Несчастные влюбленные, против которых ополчилось само время; оно стало их главным врагом. Давай же, не медли, на счету каждая секунда. Не поднимай трубку. Побудь со мной еще чуть-чуть, тебя так долго не было.

Она не могла заснуть. Как, ведь он лежал здесь, рядом с ней? Он был чудом. Когда с вами случается чудо, неужели вы переворачиваетесь на другой бок и засыпаете? Она не могла нарадоваться на него. Вслушивалась в его вдохи и выдохи — взгляните на него, он дышит! Следовало наслаждаться каждым моментом, пока они были вместе. Драгоценные, бесценные секунды. Тик-так, тик-так, тик-так…

Но в конце концов она заснула, а когда проснулась в семь часов, он уже встал и даже оделся. Он присел на краешек постели, глядя на нее странным взглядом, беспомощным и одновременно полным решимости, как если бы у него остался один выбор — пересечь заминированное противником поле.

— Прошлой ночью все изменилось.

— Можешь сказать, что я обманываю себя, — ответила ему Грейс, — но я уже подумала об этом, когда вспомнила, как ночью мы с тобой занимались любовью до изнеможения, шепча друг другу на ухо любовные слова.

Он закатил глаза.

— Ты все так же сентиментальна. Я знаю, что я изрекаю очевидные вещи, но кому-то же надо это делать. Ну, и как мы поступим теперь?

Она счастливо улыбнулась, все еще одурманенная прошедшей ночью.

— Я в самом деле думаю, что люблю тебя, Грейс, — заявил он. Но выглядел он при этом совсем не радостным.

Она нежно прижалась к нему и повторила слова:

— Я в самом деле думаю, что люблю тебя.

— В общем, мы оказались перед серьезной проблемой.

Она кивнула.

— Я не могу оставить Черри.

— А я и не просила тебя об этом.

— Нет, ты не понимаешь. Это не какая-то там ерунда с неверным мужем. Я просто не могу так поступить. Она нездорова. У нее… есть проблема.

«Я могла бы сказать тебе об этом пятнадцать лет назад», — подумала Грейс, но промолчала.

— Она так и не смогла приспособиться к Нью-Йорку, к нашей жизни там. Да и с чего бы ей удалось это сделать? У нас, в сущности, было немного общего. — Он отвел глаза в сторону и произнес: — В то лето она забеременела. В то лето, после твоего отъезда.

Ну, что же, так и должно было произойти!

— Я встречался с ней два года. Потом она заявила, что между нами все кончено, и уехала. Какое-то время я был буквально не в своей тарелке, хотя, честно признаться, вместе нам было не очень-то хорошо. Я зациклился на ней. — Он криво усмехнулся. — У юношей бывает такое. Потом я встретил тебя, ты оказалась всем, чем она не была. Ты мне здорово нравилась, но иногда просто обескураживала. Я вел с тобой взрослые разговоры, но ведь я тогда был всего лишь мальчишкой. Ты так отличалась от моей матери, от Черри и большинства других женщин, которых я знал. В этом была и своя положительная сторона, и в то же время именно это и пугало, и тогда меня влекло обратно к ней, к тому, что было мне знакомо и ничем не угрожало. Впрочем, едва только я вернулся к ней, как понял, что совершил ошибку, но было уже слишком поздно. Кстати, она считает меня претенциозным маленьким козлом и, вероятнее всего, права. Но у нее нет почти никаких интересов. Она неглупая женщина, со своими убеждениями и устоями, и она ни за что не согласится когда-нибудь уехать оттуда. А я все это время работал, стараясь стать тем мужем, которого она, по моему мнению, хотела, а не таким, в каком она действительно нуждалась. Я никогда не уделял достаточно внимания ни ей самой, ни тому, чего она хотела. — Выражение лица Грейс заставило его рассмеяться. — Не напускай на себя удивленный вид. Мы, мужчины, способны вычислить подобные вещи, как и любая женщина, если указать в правильном направлении. В нашем случае это означало пару лет терапии для семейных пар и пребывание Черри в специальной клинике для алкоголиков. Некоторое время назад она напилась во время ленча и на полном ходу врезалась в столб, когда ехала за девочками в школу Я с ужасом задаю себе вопрос: что случилось бы с нами, окажись они тогда в ее машине? Она провела шесть недель в больнице. Ее отправили домой, снабдив кучей болеутоляющих и еще большим количеством снотворных таблеток. Теперь у нас есть экономка. Черри снова побывала в клинике, но все равно пьет. Это жалкая и неприятная история, в которой виноват в основном я. У меня возникала мысль уйти, но, помимо того, что я чувствую себя ответственным за нее, я не могу забыть еще и о девочках. Будь бы с их матерью все в порядке, мы разделили бы над ними опеку. Тогда, я полагаю, они бы как-то пережили это, подобно многим детям. Но с ней не все в порядке. Я боюсь, что, если уйду, она совсем слетит с катушек, и что тогда будет с девочками? Я не смогу оставить их с ней, а если заберу, то им придется навещать свою мать в клинике — тоже не слишком удачный вариант.

Слушая его рассказ, Грейс пыталась вообразить, как протекает жизнь в квартире в Верхнем Уэст-Сайде. Перед ее мысленным взором мелькала расплывшаяся фигура постаревшей раньше времени Черри: она бродила по прекрасно декорированным комнатам с бутылкой водки в руке, а ее помада цвета розовой жевательной резинки размазалась по губам и подбородку. Испытывала ли она к ней жалость? Еще нет, подумала Грейс. Она не могла забыть о том, как легко Черри вновь вошла в жизнь Джефферсона, предъявив на него права столь же небрежно, как и отказалась от них пару месяцев назад, не обратив ровным счетом никакого внимания на девушку, которая собрала все осколки в единое целое, пока ее не было. До сих пор Грейс задавалась вопросом: вернулась бы Черри к Джефферсону, если бы не увидела, как кто-то проделал такую хорошую работу с тем, кого она так беспечно выбросила на помойку. Джефферсон уже молча смотрел на нее, а она все пыталась найти ответ на вопрос, ответа на который не было. Грейс взяла его за руку, поцеловала и прижала к своей щеке со словами: