Книга Космонавт №34. От лучины до пришельцев - Георгий Гречко

Четыре человека

Когда что-то только появляется, это вызывает интерес, потом он начинает угасать. Вот вы сможете назвать имена первых полярников? А ведь когда-то их знали все. А про современных полярников мы часто слышим? Так и с космосом произошло. Когда космические полеты только начинались, всем было интересно, как в космосе пьют, едят, спят. Чихнул космонавт – рассказывают, поставил новую заклепку – рассказывают. Это казалось чудом. Конфеты, рестораны и кинотеатры называли по космически. Мода!

А сейчас на орбите ставятся такие сложные эксперименты, что обычному человеку трудно даже понять их суть. Пользы от космических полетов сейчас во много раз больше, а интерес публики пропадает.

Американские полеты на Луну остановили не только потому, что все уже выполнили. Но и потому что на телевидение стали звонить зрители и говорить: «Опять вы нам показываете астронавтов на Луне вместо нашего любимого клоуна Боба Хоупа». Хорошо это или плохо, но это было так. Когда первые полеты были на виду, пользы было мало, а когда польза увеличилась, люди о них забыли.

Сейчас многие сомневаются, зачем нам эти полеты в космос, на Земле много проблем. А вот уберите спутники из космоса, прекратятся трансляции международных соревнований, концертов. Сразу скажут, нет, возвращайте спутники в космос. Однажды на вопрос какого-то прагматика «Для чего вы летаете в космос?» я ответил: «Да хотя бы, чтобы пасти овец!». Мы действительно направляли из космоса стада овец туда, где трава зеленее, где лучше пастись. А то, что популярность космонавтов сходит на нет – это закономерно. Но она вернется после нового эффектного прорыва – такого, например как полет на Марс.

Как-то меня пригласили на какую-то телевизионную программу. Рядом со мной сидел молодой музыкант, как мне потом объяснили, вокалист группы «Крематорий» Армен Григорян. Когда все вопросы были заданы, ответы получены и передача закончилась, публика потянулась за автографами. К Григоряну выстроилась целая очередь, а ко мне подошло четыре человека. Григорян, смутившись, спросил меня: «Вам не обидно, что ко мне толпа, а к вам только четыре человека»? Ответ нашелся очень быстро: «А вам лет через десять не будет обидно, когда к вам никто не подойдет, а ко мне выстроятся все те же четыре человека?».

Карьера Бориса Ельцина

Анекдот на полях:

Ельцин на роскошном приеме в Америке спрашивает Клинтона: «На какие деньги гуляем?»

– «А вон там видишь мост?» – «Вижу».

– «Построили, за проезд берем плату».

Через год Клинтона с еще большим шиком принимает Ельцин.

«На какие деньги гуляем?» – «А вон видишь мост?»

– «Не вижу» – «Вот на эти деньги и гуляем!»

Я не политик и никогда не мечтал им быть. С точки зрения ученого и космонавта, политика – дело грязное. Не занимал руководящих постов ни в комсомоле, ни в партии. Но так случилось, что невольно именно я сыграл не последнюю роль в судьбе первого президента России. Это был поворотный момент для карьеры Ельцина. Об этом он сам написал «по горячим следам» в книжке «Исповедь на заданную тему». Я изложу то, что видел своими глазами, в чем участвовал.

После третьего полета я оставался рядовым членом КПСС, каковых в нашей стране насчитывалось около двадцати миллионов. Не депутатствовал. Ни в коей мере не собирался участвовать в политической жизни. И вот сижу я у себя на работе, в Академии наук, продолжаю исследования, которые в космосе делал. А шел 1988-й год, первые в истории всенародные демократические выборы народных депутатов.

Раздался звонок: «Георгий Михайлович! Мы из физико-химического института! Хотим выдвинуть вас в Верховный Совет. У нас есть несколько кандидатур. Приезжайте к нам, пожалуйста, и изложите свои взгляды на положение дел в стране». Мне бы, дураку, сказать, что я не хочу. Но я это воспринял как некий вызов. Такая уж у меня привычка – не бежать от вызова, а идти навстречу. Потом – еще звонок, из другого института.

Кое-какие мысли о ситуации в стране у меня были. Их я излагал на собраниях, где меня выдвигали кандидатом в депутаты. Одно из соображений было очень простое, но нехарактерное для 1988-го года, когда бурлили перестроечные страсти. Я отвечал на типичный тогда вопрос: что важнее – экономика или политика? Тогда все были политизированы, увлекались гласностью, и бодро отвечали – политика. А я говорил – экономика, и это вызывало удивление. Но я доказывал свою точку зрения: экономика – она производит, преумножает, а политика делит и отнимает. Если экономика ничего не произведет, политикам будет просто нечего делить.

И еще у меня была проекция событий в странах народной демократии на Россию, потому что у них – в Польше, в Венгрии, в Чехословакии – ситуация развивалась с опережением на несколько лет. Проанализировав положение дел в Восточной Европе, легче было понять, что в реальности происходит у нас. Из этого я исходил на тех собраниях. В конце концов, меня выдвинули пять или шесть организаций. И я уже тогда думал: куда я лезу? Честно спросил себя: ты хочешь заниматься политикой? Нет. Значит, надо уходить, кому-то передать свои голоса.

В одном случае я даже уступил место кандидату-инвалиду, потому что узнал: КПСС на выборах имеет априори сто голосов, комсомол – пятьдесят, филателисты – одиннадцать, общество инвалидов – ни одного. А инвалидов у нас в стране – несколько миллионов человек. Кто-то должен представлять на съезде их интересы?

В колонном зале Дома Союзов из одиннадцати кандидатов собрание должно было отобрать двоих. Говорят, что власти предполагали выдвижение такой пары: директор крупнейшего московского предприятия ЗИЛ Евгений Браков и космонавт Георгий Гречко. Я об этих закулисных планах ничего не знал. Мог только предполагать, что Кремль боится Ельцина.

В своих мемуарах Ельцин написал:

«Перед началом собрания ко мне подошел космонавт Георгий Гречко и сказал, что хочет снять свою кандидатуру, поскольку считает, что будет правильным, если меня выдвинут кандидатом в депутаты и, вообще, сражаться со мной он не хочет. Я говорю: „Нет, подумайте…“ Он ответил: „Я твердо решил“. Ну и тогда я попросил его, чтобы он взял самоотвод перед самым началом голосования. Гречко все прекрасно изобразил. Вообще, я понял: в нем прекрасный актер умер. Во время всего собрания он переживал, нервничал, всем своим видом показывал, как его волнует реакция выборщиков, ответы, вопросы, борьба за регламент и т. д. И вот, наконец, перед самым голосованием каждому дается минута, так сказать, последнее слово. Дошла очередь до Гречко. И тут он спокойно подходит к трибуне и произносит: „Прошу снять мою кандидатуру“. Это был, конечно, мощнейший удар по организаторам. У всех, кого проинструктировали голосовать за Бракова и Гречко, как бы появился свободный выбор, теперь можно было отдать свой голос за меня почти с чистой совестью, если будет тайное голосование, а его удалось пробить».

Эти воспоминания Ельцина были опубликованы. На самом деле, все было немного иначе. Я не имитировал борьбу, а боролся. Я должен был уйти не как побитая собака. Чтобы не подумали: а, увидел противников и струсил. Надо было бороться, набрать максимум голосов, и только после этого уйти победителем. Мне нужно было завоевать зал и уйти с высоко поднятой головой. Поэтому я не имитировал волнение, а действительно волновался.