Книга Крымское ханство XIII–XV вв. - Василий Смирнов

Что же это был за город, причинивший столько беспокойства литовцам и стоивший стольких хлопот хану, так что он даже вошел в денежные долги ради его постройки? Карамзин отвечает: «Сия крепость была Очаков, основанный на каких-то древних развалинах»[908]. Так оно выходит и по тем данным, которые находятся об этом городе в грамотах. В памяти Семену Ромодановскому, данной в августе 1498 года, читаем: «И Семену ему (киевскому наместнику) говорити: коли ты меня не велишь проводити до Крима, или до Тавапи, или до Менли-Гиреева городка до Ачякова, что на усть Днепра, а людей со мною мало, и яз еду назад к своему государю»[909]. Точно так же по наказу от апреля 1500 года, князь Кубенский должен был говорить хану: «Также наши купци Ивашко Морозов да Шыршик с товарыщи сказывают, что пришли в твой городок Очаков, а в ту пору твои люди воевали Черкасци Киевские»[910]. В том же наказе находим такую речь: «А в новом городке в Очакове смлют новую тамгу, наперед того тут тамга не бывала»[911].

Несмотря на это, Ф. К. Брун довольно резко замечает: «Те ошибаются, кто по примеру Карамзина (VI: 146) полагают, что хан в этом случае хотел говорить об Очакове. Подобным образом Черкасский воевода Богдан раззорил в следующем году не Очаков, но замок Тягинский к великой досаде хана, истратившего 150 000 алтын на строение оного (Карамзин, VI: 152)»[912]. Мнение самого г. Бруна то, что построенный Менглы-Гераем город был Тягин. Оно основано у него на грамоте польского короля Иоанна Альбрехта, который писал осенью 1492 года брату своему Александру, что «царь Перекопский Мевдли-Кгерей вытягнул с Перекопа со всеми моцами своими, а тягнет до того замку своему, который того лета минулого оправил на сей стороне Днепра с помощью царя турецкого, именем Тягин»[913]. Далее г. Брун подкрепляет свое мнение ссылкой на свидетельство Михалона Литвина, что выше Очакова находился замок Tyahinia, коего развалины ныне еще видны между Херсоном и Бериславом при деревне Тягине на берегу Днепра[914]. Что же касается до Очакова, то г. Брун хочет непременно отождествить его с одним замком, который в списке замков, доставшихся по смерти Витовта преемнику его Свитригайлу, именуется Czarnygrod, названный татарами Каракермен, т. е. Черным городом, присовокупляет покойный профессор[915].

Не оспаривая того, что поблизости Очакова существовало какое-то старинное укрепление по имени Тягин, мы все-таки не видим причин, почему должно быть отдано предпочтение грамоте короля Иоанна Альбрехта перед нашими русскими документальными памятниками. Если предположить, что близкое друг к другу нахождение двух местностей дало повод авторам наших грамот к смешению имен этих местностей, то, ведь, подобное предположение с одинаковым правом применимо и к писавшим грамоту короля польского. А между тем в наших документах, после неоднократных и ясных упоминаний об Очакове, как уже о построенном городе, мы встречаем также ясно выражаемые Менглы-Гераем намерения насчет новых его крепостных сооружений, и все в тех же самых местностях, т. е. на низовьях Днепра. Так, в 1504 году он пишет великому князю Ивану Васильевичу: «Да еще сам на Днепре на Таване хочю доспети один город велик, а городище есть, и яз то хочю город доспети»[916]. Что этот ханский проект не состоял только в довершении начатой постройки какой-либо из прежних крепостей, хоть например того же самого Очакова или Тягина, это явствует из наименования проектированного города, которое нисколько не похоже ни на одно из вышеприведенных имен. «Бог даст ся весна будет, – читаем мы в ханской грамоте, – перекопь зделаю, а на Днепре на Таване перевозе Инкермен город зделаю; а салтан Баазит тысячю человек дал, перекопь крепкой сделай, молвил»[917].

Нет также никакого основания к отожествлению Очакова и с Кара-Керманом, на чем так положительно настаивает г. Брун, опираясь на одно место в «Краткой Истории» Крыма по переводу г. Негри в первом томе Записок Одесского Общества. Там это место читается так: «Жители Крыма… большей частью кочевали по берегам рек Эмбы, Урала, Волги, Терека, Кубани и Днепра, по ту и по сю сторону Каракермана»[918]. В турецком тексте оно имеет следующий вид: т. е. «Крымцы не имели постоянного пребывания в одном месте, а кочевали летом и зимою там и сям, а большей частью по берегам рек Эмбы, Яика, Итиля, Терека, Кубани и Днепра, именуемых у них Шестиречьем. А также бывало, что они по ту и по сю сторону Кара-Кермана, всегда с своими шатрами и кибитками, точно с домом на плечах, с семьями, имуществом и скарбом странствовали и путешествовали»[919].

Прежде всего тут обращает на себя внимание термин – «крымцы» – что им хочет обозначить составитель Истории? По всем соображениям тут названы так все те племена, которые частью давали контингент народонаселения, водворившегося и осевшего в Крымском полуострове, частью же только считались подвластными Крымским ханам, платя им дань, но кочуя вне пределов Крыма: нельзя же предположить, чтобы поселившиеся в нем люди опять откочевывали в такие отдаленные края, как берега рек Эмбы и Яика. Во всяком случае странным представляется то, что рядом с именами шести рек, побережья которых служили кочевьями бродячих подданных Крымского хана, вдруг значится какой-то Кара-Керман. Какой может иметь смысл выражение «по ту и по сю сторону Кара-Кермана», если это какой-нибудь городок или крепость на р. Днепре, как оно выходит из перевода г. Негри, а тем паче если тут надо разуметь стоящий где-то в углу на устье Днепра Очаков, как на этом настаивает покойный Брун? В приведенном подлинном татарском тексте имя Кара-Кермана совершенно поставлено особняком от р. Днепра: там сказано: «А также бывало, что они по ту и по сю сторону Кара-Кермана странствовали». Значит, названная этим именем местность должна изображать собой какой-то пограничный, раздельный пункт, а это к Очакову никак не применимо. Дело в том, что и в экземпляре означенной Истории, с которого переводил г. Негри, и в имеющемся у нас кодексе «Кара-Керман» оказывается ошибкой. В «Ассебъу-с-сейяр» о том же предмете говорится почти теми же словами, что и в «Краткой Истории», но только там вместо Кара-Кермана стоит Ферах-Керман, и притом одинаково как в печатном издании, так и в рукописном кодексе Учебн. Отд. МИД.[920]. Это совершенно основательно: упомянув о побережье Днепра, уже незачем в частности выделять какой-нибудь пункт на том же побережье. Между тем Ферах-Керман стоял на резко очерченной Перекопским перешейком границе полуострова, представляя собой преграду, относительно которой был смысл сказать: «по сю и по ту сторону». Да оно так иногда и говорилось, действительно: в сочинении того же Мухаммед-Ризы, например, есть такое место: «Хан Крымский, помолившись, приступил к распоряжению об охране и о преграждении пути неприятелю по ту сторону Ферах-Кермана»[921].

Кара-Керман же мог существовать сам по себе, помимо Очакова: не его ли следует разуметь в конечной приписке к грамоте Менглы-Герая к Ивану Васильевичу от 1493 г. с извещением о разрушении вновь построенного города литовцами, что эта грамота «писана в Керерман»?[922] Со временем имя этого географического пункта могло затеряться, уступив место какому-нибудь другому, подобно тому как затерялись имена тех городищ, о которых упоминается в грамотах Менглы-Герая, имевшего обыкновение воздвигать новые постройки на развалинах прежних подобных же сооружений. Особливо такое соображение приложимо к знаменитому переправочному пункту на р. Днепре, именуемому в памятниках Таманью: и позднее, уже в турецких грамотах XVI века, писанных из султанской канцелярии к Крымскому хану Мухаммед-Гераю и к его брату Шагин-Гераю, опять идет речь о возведении каких-то крепостей по обе стороны той же днепровской переправы[923]. Наконец надо прибавить, что Очаков испокон века и у турок, и у татар всегда назывался «Днепровская крепость», или просто, как и р. Днепр, Узу[924]; под именем же Кара-Кермана он не встречается в памятниках турецко-татарской письменности.