Книга Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов

– Выходит, что ни правитель, то непременно отправлял туда делегацию со странной целью.

– Не сам правитель, ибо иначе пришлось бы увериться в том, что цари состояли в заговорах, в коих играли подчинённую роль, что абсурдно. И вряд ли мы уясним, что они знали о предмете поиска, ибо сами могли обманываться.

– А есть ли указания, что всё-таки нечто найдено было? – задал Орлов главный вопрос.

– Думаю, нередко они привозили какой-то кусок искомого целого, чаще же – ненужный обломок. Все эти никому не ведомые хождения могут оказаться попросту пустыми. Суханов не напрасно пишет о том, что документы и вещи пропали у пиратов. Так это или нет – он намекал недругам, что всё сгинуло без следа, и даже задавал направление их поиска: пираты имели немецкое происхождение. А откуда он мог знать это достоверно, если самого его на судне не было? Довольно неловкая оговорка, если учесть, что он в то время предусмотрительно путешествует кружным путём, на котором опасностей куда как больше, да только опасности те совсем иного сорта. Я имею предположить, что на обратном пути через Константинополь или княжества он ожидал засады.

– Раз нет твёрдых доказательств, разрешаю вам, Алексей Петрович, вернуться в сферу домыслов, – вздохнул граф Орлов.

– Благодарю, – совершенно искренне кивнул я. – Найденные ими рукописи содержат магические знаки, и примером тому ваш листок с арабской таблицей. Знайте же, что слово «магия» употребляю я в известном смысле вынужденно, как бы становясь в позицию этих людей. Но не вопрошайте подробностей, ибо тут и домыслы бессильны.

– Что-то уж больно медленно они собирают свою головоломку, – вывел он.

– Тут как в любой науке, – пожал я плечами. – Какой-то промежуточной цели они достигали, иначе посланцам пришлось бы туго, а так – они получали награды и чины. Арсений стал келарем Лавры, а это, как говаривали тогда – должность третья на государстве после царя и патриарха. Тут, кстати, мы видим ещё одно свойство странных хождений: большие выгоды тем, кто вернулся. Самым чудесным образом их карьера и состояние претерпевают грандиозный скачок. Да, вот ещё кое-что: первая миссия оказалась настолько важной, что одновременно с Арсением в путь отправляется ещё один поклонник, уже упоминавшийся дьякон Иона. С Арсением они добрые знакомые, оба из Лавры, но идут разными путями и с небольшой разницей во времени, при том – оба посещают Египет перед Иерусалимом. Но это имеет смысл только в одном-единственном случае: истинному заказчику требовалось разделить важное задание между двумя подрядчиками, дабы ни один из них не догадался о цели. Касательно же похода Ионы Маленького, то количество хронологических ошибок в отчёте таково, что понятно позднейшее написание: автор мог многое забыть, да и писал в спешке. Однако никакая спешка не может объяснить, зачем ему понадобилось искажать сроки своего путешествия: получается, что быстрота его движения просто невероятна, притом главная ошибка (если не умысел) кроется как раз в египетской части. Значит, имел он что скрывать и желал запутать своих придирчивых читателей.

Орлов заходил, заложив руки за спину, казалось, его кипучий ум наконец нащупал нечто недоступное мне.

– Вы можете снова поехать в Египет? – резко обернулся он ко мне. – Это не приказ, и я не угрожаю вам неудовольствием в случае отказа. Дело это серьёзнее, чем мог я полагать доселе. И мне нужно знать от верного человека, что они затевают. Вам я доверяю. Кроме как ко мне, обратиться вам не к кому, друзей у вас дюже мало, врагов же – не перечесть. А я мог бы предложить вам дружбу. Однако, как я понимаю теперь, задание сие чрезвычайно опасно. Немедленного ответа я не жду, вы обязаны взвесить своё решение.

– Без колебаний я согласен, ибо и сам желал предложить свою помощь. И кто же откажется от дружбы с вами! Но неужели не желаете вы послушать далее?

– Нет, ибо от времён Петра Великого имеются доклады, сделанные разными людьми и при императрице и при государе Александре, и я знаком с ними. Кажется Бестужев, посланный в тысяча семьсот пятом в Вену, первым нащупал это дело, впрочем оно скоро затерялось, или его скрыли. Долгое время следы искали на Западе, а не на Востоке. Вот разве что наш век охвачен не весь, ибо продолжается. Кто, кроме Дашкова, мог невольно или… вольно способствовать деяниям тайного общества в недавние годы?

– Многие, – без прежней уверенности ответил я. – Барон Икскуль, например: обошёл весь Верхний и Нижний Египет, снял два неизвестные эпиграфа, оставил по себе граффито в Абу-Симбеле. Или скульптор Николай Алфёров, который хотел объехать Южную Европу, Азию и Африку, но в письмах подчёркивал, что денег не хватило. Его покровитель Палицын, снабжавший художника средствами и публиковавший его странные отчёты в «Вестнике Европы», однако, собрал большую библиотеку и вообще слыл основателем библиотечного дела в Малороссии. Вернувшись, Алфёров неожиданно попал на глаза императору Александру и по высочайшему повелению создал проект памятника русским воинам, исполненный почему-то в виде пирамиды. Хотя утверждал, что в Египет не ездил. Но я не исследовал эти и другие причудливые путешествия, ибо затеял предмет сей Андрей Муравьёв. Не лучше ли вам справиться у него?

– Если напишете чтобы не опасался меня, я буду весьма признателен, – улыбнулся он. – Он как-то при встрече заочно представил мне вас, а вы представьте ему меня.

Я, конечно, обещал сделать это и отослать с первой же почтой. Но я знал уже то, чего не мог знать Орлов. Муравьёв оставил свою войну. Так пусть же вкусит от благ мира с сильными мира сего.

– А что, если и мы с вами становимся поперёк какому-то доброму начинанию? Не задумывались, что дело сие путешествует через века, а тут мы на пути?

– Вы меня искушаете, Алексей Фёдорович, потому как я не знаю, что и думать, кто враг, а кто нет. Только что с вами я было обрёл опору, а теперь вы говорите, что враги всему делу – это мы? Но тогда как понять истину?

– Говорю же вам – не спешите с выбором. Знаете, когда князь Голицын в тысяча восемьсот двадцать четвёртом явился к Фотию, тот умолял его остановить вредные книги, изданные в течение его министерства, но князь отвечал, что все университеты сформированы уже для революции. Ты бы уж как обер-прокурор мог бы всё исправить, возразил монах. Знаете, что Голицын ответил? «Не я, а Государь виноват, который того же духа будучи, желал того». Так что кого во враги рядить – это как посмотреть.

– Но вы ведь решили для себя, – едва не задыхаясь, воскликнул я.

– Мой выбор прост и прям, вчера я говорил вам уже, – вкрадчиво сказал он. – И меряю всех этим аршином.

Я понимал, что Орлов испытует меня. Он не зря заявлял, что служит государю, и всё, что противоречит интересам его почитает за вражьи козни. Но могу ли я впустить в себя мысль, что государи не всегда правы, и служение им не совпадает со служением добру? Или желал он проверить меня сей мыслью?

«Так что оставьте клятвы, – напутствовал меня Орлов, – и подумайте хорошенько. Вам ведь так или иначе ехать в те края? Поезжайте; оттуда, поразмыслив, пришлёте свой вердикт. Да, и не дайте в этот раз себя облапошить». С несказанной благодарностью, хоть и уверенный в своём прежнем обещании, откланялся я с той трапезы.