Книга Письмо Софьи - Александра Девиль

Калерия, в отличие от Софьи, тяготилась деревенской жизнью и искала хоть какого-то общества и новостей, приглашая в дом окрестных помещиков, от которых, правда, мало чего можно было узнать. Впрочем, иногда в усадьбе останавливались проездом военные – раненые офицеры либо спешащие по делам службы курьеры, – так вот они-то и были главным источником новостей. Вначале эти новости обнадеживали: русская армия вошла в Берлин, Пруссия присоединилась к шестой коалиции, в которую ранее вошли Россия, Англия, Испания и Швеция.

Но затем начались неудачи, удручавшие мирных обывателей, которые с нетерпением ждали окончания войны.

Умер Кутузов, а Наполеону удалось собрать двухсоттысячную армию, и в первом же сражении при Лютцене эта новая армия смогла одержать победу над войсками коалиции. Следующую победу неутомимый полководец одержал при Бауцене. Два поражения подряд вынудили союзников заключить с Наполеоном двухмесячное перемирие. Война продолжала тянуться, и исход ее все еще был непредсказуем…

Французский император, вновь уверовавший в свою непобедимость, отказался от договора на условиях коалиции. Отвергнув компромиссный мир, он даже заявил с насмешкой австрийскому канцлеру Меттерниху: «Хорошо, пусть будет война! До встречи в Вене!» Впрочем, в австрийской столице он больше не побывал, зато одержал победу под Дрезденом, когда французская кавалерия под командованием Мюрата прорвала союзный центр. Наполеон, бросавший в бой теперь уже совсем молодых новобранцев, не думал, однако, уступать, и, таким образом, окончание войны по-прежнему отодвигалось.

Правда, к осени стали приходить обнадеживающие известия об успехах союзников, разбивших корпуса Нея, Макдональда и Удино. И хотя до полной победы было еще далеко, в семье Жеромских теперь все жили ожиданием хороших новостей, надеясь при этом на скорое возвращение Призванова. За прошедшие месяцы от него приходило несколько писем, которые обсуждались за общим столом. В этих письмах Софье не предназначалось ничего, кроме дежурных приветов, и все же она с невольным интересом прислушивалась к разговорам Калерии и Юлии Николаевны, цитировавших по-солдатски короткие послания Даниила, в которых каждое слово казалось им важным и значительным.

Потом эти письма, и без того редкие, совсем прекратились, что не могло не вызывать тревоги. Один бывалый ветеран, посетивший поместье, объяснил, что сейчас войска коалиции готовятся к большому сражению где-то в районе Лейпцига и офицерам, конечно, не до писем. Это, с одной стороны, объясняло молчание Даниила, но, с другой, означало, что он тоже наверняка примет участие в битве, а она, судя по всему, будет ожесточенной и кровопролитной.

Калерия, которой давно не сиделось в деревне, все настойчивее просила родителей о переезде в город, поближе к большому обществу, собраниям, газетам и новостям, – тем более что за это время в Вильно уже был наведен относительный порядок. И вот в октябре Жеромские покинули свое поместье, переселившись в городской дом. Софья не выказывала по этому поводу ни радости, ни огорчения, но в душе восприняла переезд весьма охотно, ибо размеренно-скучная жизнь в деревне, поначалу успокоившая девушку, теперь уже начинала ее тяготить, и какое-то внутреннее нетерпение влекло ее оказаться в гуще событий. В этом она сейчас была солидарна с Калерией, что, безусловно, объяснялось общим для них качеством – молодостью, которая по самой природе своей подвижна и стремительна.

Как ни странно, но на этот раз жизнь в городе, да еще в одном доме, сблизила двух девушек, не питавших друг к другу внутренней симпатии. Калерия постепенно перестала видеть в Софье существо низкого происхождения, «проходимку», как она когда-то называла ее в разговорах с матерью, а стала признавать образованность и хорошее воспитание этой новой обитательницы дома, решив, что Софья подойдет ей в компаньонки. В свою очередь Софья мысленно простила Калерии ее надменность и старалась уважать хотя бы за то, что панна Жеромская, шляхтянка и католичка, все же искренне переживает за русских офицеров – по крайней мере за тех, с которыми была знакома.

Теперь девушки вместе ходили по городу, прислушиваясь к новостям; при этом Калерия часто расспрашивала Софью о ее женихе. Софья, разыгрывая откровенность, на самом деле не сказала Калерии почти ни слова правды; во всяком случае ни имени Юрия Горецкого, ни роли Призванова в ее ссоре с женихом она не раскрыла.

Наконец, в ноябре по городу разнеслась весть: союзники победили, но какой ценой!.. Бывалые люди уже назвали сражение под Лейпцигом «битвой народов», ибо число участников ее было крупнейшим за всю историю наполеоновских войн. Шли разговоры об огромных потерях с обеих сторон, о мужестве дивизии Раевского, преградившей в решающую минуту путь французской коннице, о рукопашных схватках на улицах города, об огне орудийных батарей, о взрывах мостов и форсировании рек. Говорили о большом числе раненых солдат и офицеров, и многие женщины в городе целыми днями щипали корпию и шили белье для лазаретов. Занимались этим и Софья с Калерией, хотя обеим девушкам не сиделось дома, и они жаждали поскорее увидеть вернувшихся с поля битвы героев. Тревога в семье Жеромских еще более усилилась, когда появились слухи о значительных потерях среди кавалеристов дивизии, в которую входил полк Призванова.

Едва в город начали прибывать первые раненые и контуженные под Лейпцигом, как Софья с Калерией стали часто выходить из дому, посещая лазареты, расспрашивая хозяев главных квартир, где останавливались офицеры, высматривая знакомые лица на улицах и возле церквей. Увы, ничего утешительного о судьбе гусарского полка они не услышали. Софья относилась к отсутствию хороших вестей сдержанно, ничем не выказывая своих чувств, Калерия же на каждом шагу с горящими глазами повторяла, что сходит с ума от тревоги и готова наложить на себя руки, если Даниил погибнет. Однажды она увидела в толпе на площади группу раненых: кто был на костылях, кто с подвязанной рукой, кто с окровавленной повязкой на голове, – и тут же возбужденно воскликнула, обращаясь к Софье:

– Ах, пусть бы он вернулся каким угодно раненым, даже калекой, лишь бы живой! Я была бы так счастлива утешить героя!..

Софье невольно почудилась в словах и интонациях Калерии некая преувеличенная экзальтация, как в модных чувствительных романах. Но восклицание панны Жеромской услышал еще один человек – раненый, стоявший к девушкам спиной. Он внезапно оглянулся с явным интересом и уважением во взгляде – и тут же застыл, встретившись глазами с Софьей. Застыла и она, ибо этот молодой офицер с перевязанной рукой и бледным лицом был не кто иной, как Юрий Горецкий. Пару секунд они молча и неподвижно смотрели друг на друга, а потом одновременно повернулись к Калерии, радостно вскричавшей:

– Вы!.. Боже, это вы, мой спаситель!.. Какое чудо, что я вас встретила!

Софья сразу же догадалась, о каком спасителе идет речь. В свою очередь Юрий, присмотревшись, узнал девушку, спасенную им от бандитов, и, переводя недоуменный взгляд с Калерии на Софью, пробормотал:

– Как странно видеть вас вместе…

– Нас?… – Калерия удивленно оглянулась на Софью. – А вы знакомы между собой?

– Знакомы, но не коротко, – поспешила ответить Софья. – Дядюшка господина Горецкого был соседом моей тетушки Домны.