Книга Проданная замуж - Хамфри Прайс

Я отправилась посмотреть, как дела у сына. Осгар дал малышу печенье, и теперь он ел его, играя с плюшевым мишкой и игрушечным грузовиком. Осгар вопросительно на меня посмотрел.

— Нужно поехать и дать показания. Я скоро вернусь. Позаботься об Азмире.

— Нет, — сказал Осгар, — мы поедем с тобой.

— Я не хочу везти Азмира в участок, — возразила я. — Он так хорошо здесь играет. Хватит с него приключений на сегодня. Ты прекрасно с ним справишься. У тебя всегда это хорошо получается.

Осгар неохотно согласился.

Детектив Блэкли провел меня к полицейской машине без опознавательных знаков. Офицеры в форме вернулись в свой автомобиль. По дороге в участок я молчала, стараясь ни о чем не думать. Как Манц мог сделать такое со всеми нами? Что скажет мать, когда узнает? Что теперь с ними будет — раз у Манца неприятности, кто будет заниматься магазинами?

Мы приехали в участок. Когда мы вышли из машины, детектив Блэкли спросил:

— Вы знаете, почему ваш брат сделал это?

— Он хочет, чтобы я вернулась в Пакистан, — ответила я. — Если бы я не сделала этого по своей воле, он, наверное, накачал бы меня наркотиками и затолкал в самолет, и я очнулась бы уже в Пакистане, Бог знает где.

— Но зачем? Вы достаточно взрослая, чтобы самой решать, как жить.

Я пожала плечами.

— Такие у него были планы, пока я не сбежала из дому, — сказала я.

Я видела, что детектив хочет задать больше вопросов, но понимает, что лучше продолжить разговор, когда мы будем сидеть в комнате для дачи показаний. Когда он вел меня по коридору, я опустила голову и смотрела в пол. Я не хотела даже случайно увидеть людей, которых послали за мной.

Детектив открыл передо мной дверь.

— Я приведу офицера полиции, который возьмет у вас показания, — сказал он, выходя из комнаты.

Я села на один из двух стульев. Кроме них в комнате был только маленький стол. Окон не было, а стены имели унылый серый цвет. Через несколько минут в комнату вошла женщина-полицейский с папкой в руках.

— Здравствуйте, Самим. Меня зовут Тереза. Как ваши дела? — спросила она дружелюбным тоном.

— Все в порядке, — солгала я.

— Мне нужно взять у вас показания, но сначала я расскажу, что произошло. Мы с коллегой остановили троих мужчин на автостраде для обычного досмотра и обнаружили в багажнике нунчаки, бейсбольные биты и ножи.

При этих словах у меня непроизвольно открылся рот.

— Мы арестовали их и привезли в участок, — продолжила она. — Допросив их, мы узнали, что их наняли, чтобы они выкрали вас и вашего ребенка и вывезли в Шотландию. Они уже получили задаток, а остальное им заплатили бы потом. Во время допроса они указали на Манца как на человека, который их нанял. У одного из них в кармане была бумажка с вашим именем, именем вашего сына и адресом. Они сказали, что в случае, если не удалось бы заставить вас вернуться с ними домой, следовало расправиться с вами, а мальчика привезти в Глазго.

Я дрожала, слушая ее рассказ и представляя, что могло случиться, как бы они поступили с нами, если бы нашли нас. Я ведь ни за что не отдала бы им Азмира и не вернулась бы в дом матери.

— С вами все в порядке? — сочувственно спросила Тереза. — Принести вам попить?

— Мы выехали из того дома только сегодня утром, — сказала я, дрожа.

Я подняла глаза к потолку. Кто-то свыше и правда хранит нас.

— Вы уверены, что готовы дать показания? Давайте я сначала принесу вам воды.

Тереза покинула комнату и очень быстро вернулась со стаканом в руке.

— Ну что, начнем? — спросила она.

— Я не знаю, что вас интересует. Я лишь могу рассказать о возможных причинах его поступка. Как я уже говорила детективу Блэкли, он хотел, чтобы я вернулась в Пакистан, а я не желала возвращаться.

Я думала, что дача показаний — дело недолгое, а проговорили мы два часа. Тереза выпытывала мельчайшие подробности и все аккуратно записала, а потом попросила меня проверить и подписаться под текстом. Меня вымотала эта процедура, и, возвращаясь домой в полицейской машине, я не проронила ни слова.

Когда я вошла в квартиру, Азмир спал, но я все равно легла рядом на кровать и крепко обняла его. Спустя какое-то время я укрыла малыша одеялом и вышла в гостиную, где рассказала Осгару обо всем, что произошло.

— Ты в порядке? — спросил Осгар, когда я закончила рассказ. Он заключил меня в объятия и прижал к себе. — Тяжело, наверное, было говорить об этом целых два часа. Я с ума сходил от тревоги за тебя. Я люблю тебя. Знаешь, ты права: кто-то хранит нас, и я надеюсь, что всегда будет хранить.

19

На следующее утро я проснулась больной. Гудела голова, и тошнило. Это было неудивительно после вчерашних событий, но Осгар забил тревогу и повез меня к врачу.

Расспросив о симптомах, доктор попросила меня лечь на кровать за раздвижной перегородкой. Осгар ждал по другую сторону. Ощупав мой живот, доктор сказала:

— Вы знаете, что беременны?

— Что? — хором воскликнули мы с Осгаром.

Доктор улыбнулась.

— Видимо, я получила ответ на свой вопрос. Я назначу некоторые анализы, чтобы удостовериться, но похоже, что вы уже месяце на четвертом. — Осгар зашел за перегородку и обнял меня. — Поэтому я не могу назначить вам никаких лекарств. К тому же все эти симптомы — обычные проявления беременности.

— Это будет наш второй ребенок, — улыбаясь, сказал Осгар.

Я обняла мужа, чувствуя себя одновременно напуганной и счастливой. Я любила Осгара еще сильнее. Второй ребенок, сказал он, и, хотя я никогда не сомневалась в его любви к Азмиру, эти слова стали тому доказательством, если таковое вообще требовалось.

Нам нужно было многое решить за следующие несколько месяцев. Я переживала, что наше жилище не годится для Азмира, не говоря уже о втором ребенке. Тем временем я становилась все больше и больше. Ноги начали отекать, кроме того, я теперь страдала от кровотечений из носа.

Когда я была беременна Азмиром, мать говорила, чтобы я не принимала таблеток, которые выписывал доктор, потому что ребенок якобы станет слишком крупным и мне будет трудно его рожать. Ее указания по-прежнему довлели над моим сознанием, и, хотя доктор дала мне таблетки, содержащие железо, я их не принимала. Несмотря ни на что, я продолжала верить в правоту слов матери. Тем не менее я исправно посещала женскую консультацию, и Осгар обычно составлял мне компанию, хотя иногда оставался дома с Азмиром.

Вторая беременность воспринималась мною иначе, потому что я не чувствовала осуждения со стороны медсестер, они относились ко мне точно так же, как к другим мамам. Осгар окружил меня заботой, которую мне не так легко оказалось принять. Если я плохо себя чувствовала, он заставлял меня прилечь, подложив под ступни подушки, и не разрешал делать домашнюю работу. Он меня баловал, а я смущалась. За мной никто никогда так не ухаживал, и мне было не по себе, когда Осгар делал это. Мне почему-то казалось, что я теряю контроль над собой. Я говорила мужу, что хорошо себя чувствую, когда мне было плохо. Я заставляла себя делать всю работу по дому, забирать Азмира из садика, заваривать ему чай, а потом обессиленно падала на кушетку. Я настолько привыкла делать что-то для других, что просто не могла остановиться и подумать о себе. Я хотела быть сильной, хотела со всем справляться, вернее, чувствовала, что должна быть сильной. Нужно было ходить по различным инстанциям, добиваться, чтобы нам выделили дом; нужно было подать документы для получения визы для Осгара, чтобы тот мог оставаться в Великобритании; нужно было заботиться о нуждах своей семьи.