Книга История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова - Александр Нечволодов

1 мая Михаил Феодорович с матерью прибыли в село Тайнинское, а на следующий день последовало их торжественное вступление в столицу. «Царь же Государь и Великий Князь Михайло Феодорович всея Русии прииде под Москву. Люди еже Московского государства встретоша его с хлебами, а власти и бояре встретоша за городом со крестами. И прииде государь к Москве на свой царский престол в лето 7121 (1613) году, после Велика дни, в другое воскресенье Святых жен Мироносиц. На Москве же паки бысть радость велия, и пеша молебны». «И шел великий Государь и мать его, Государыня инока Марфа Ивановна до соборные церкви за кресты и за честными иконы пеши. А пришед в соборную церковь Успения Пречистыя Богородицы, Государь царь, и великий князь Михаил Феодорович всея России, соверша молебное пение, приняли благословение от митрополита и архиепископов».

В тот же день «пожаловал Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович всея России боляр и окольничих, и стольников, и стряпчих, и дворян, и приказных людей, и жильцов, и гостей, и торговых всяких чинов людей, веле быти у своей царской руки».

Венчание на царство было назначено на 11 июля, в канун именин Михаила Феодоровича, причем, чтобы не было никаких обид и пререканий, государь указал «для своего царского венца во всех чинах быти без мест». 10 июля по всем церквам были отслужены всенощные.

Утром в день торжества государь послал «сказать боярство» своему двоюродному брату князю Ивану Борисовичу Черкасскому, а затем и стольнику князю Димитрию Михайловичу Пожарскому.

Венчание на царство было совершено по древнему чину и подробно описано в «Книге об избрании на царство», из которой мы приводим здесь несколько рисунков с изображением выдающихся мгновений этого дня.

После венчания был торжественный стол, так же как и в последующие два дня. 12 июля, в день своего ангела, государь пожаловал в думные дворяне Козьму Минина, что давало ему в то время право, наряду с боярами, окольничими и именитыми людьми Строгановыми, писаться с «-ичем», почему он и стал прозываться с этих пор Козьмою Миничем Сухоруким.

Таким образом, в торжественные дни венчания государя на царство оба великих мужа, Пожарский и Минин, были вознаграждены за свои необычайные подвиги на пользу Родине: первый – пожалованием в боярство, а второй – в думные дворяне, что, по понятиям того времени, являлось вполне достойной наградой за их заслуги.

«Это и было торжеством справедливости и великою почестью для пожалованных», – говорит И. Е. Забелин. Большего, при тогдашних понятиях, царь ничего сделать не мог. «Наперекор желаниям даже самого Государя, – продолжает Забелин, – и Трубецкой, и очень многие другие бояре везде должны были первенствовать пред Пожарским. Однако и то было великим делом, что на коронации он держал по чину третью регалию (принадлежность торжественного царского облачения), весьма знаменательную, державу, яблоко владомое, великодержавное. Первую регалию – корону (шапку Мономаха) держал дядя царя – Иван Никитич Романов, с которым было заспорил о месте Трубецкой, но был остановлен царем, который ему сказал, что, действительно, Романов меньше тебя, Трубецкого, но он мне по родству дядя, и потому быть вам без мест… Трубецкой держал вторую регалию – скипетр.

Спор Трубецкого о месте очень ясно свидетельствует, что здесь люди занимали между собой свои почетные места не по личным заслугам и достоинствам, а по заслугам и достоинству своего рода. Если б Пожарский был великороднее Трубецкого, он занял бы и место почетнее. И не один Трубецкой первенствовал в это время перед Пожарским. Выше его стоял и подручный его воевода по ополчению, боярин Василий Петрович Морозов. Впрочем, несмотря на тесноту от этих пресловутых отеческих мест, смысл подвига Пожарского во время коронации избранного царя выдавался очень наглядно. Во время церемонии Пожарский предварительно был послан за царским саном на Казенный двор, откуда торжественно Благовещенский протопоп нес на блюде крест, диадему и Мономахову шапку; за ним Пожарский нес скипетр, а затем дьяк, будущий казначей, Трахониотов, нес яблоко – державу. Впереди, для чести сана, шел боярин Василий Петрович Морозов, что было почетнее, чем несение скипетра, но знаменательный почет оставался на стороне Пожарского.

Любопытно и то, что этот царский сан первыми выносили на торжество люди Нижегородского ополчения. Когда регалии были отнесены тем же порядком в собор и поставлены посреди храма на налое, тот же Пожарский оставался при них все время для почетного предстояния и оберегания. Таким образом, и на символическом «действе» коронования Пожарский, и он один, первый торжественно поднял давно оставленный скипетр Русского царства, первый принес его к священному торжеству царского постановления, один оберегал царский сан до времени коронования, а потом ему же, не без знаменательного смысла, досталось при священнодействии хранить в своих руках державу того же царства, которая своим символом и обозначала это самое царство.

Нет сомнения, что в этом назначении для Пожарского церемониальных мест руководила царским повелением духовная власть, собравшиеся митрополиты и архиепископы, в числе которых вторым был ростовский святитель Кирилл, миротворец Нижегородской рати от Ярославля до Москвы. Современники, стало быть, очень хорошо понимали значение заслуг Пожарского и искренно выражали ему свою признательность во всех случаях, где этому не служили помехою чины (обряды) и места (теперешние чины)».

Так же смотрели на Пожарского и поляки; ведя через два года посольские переговоры с русскими, они прямо высказывали, что московское боярство «Пожарского в больших богатырях считает».

«Вот почему и мы, потомки, – говорит И. Е. Забелин, – почитаем его главным героем и большим богатырем».

Конечно, таким же героем и большим богатырем навсегда останется в сердцах русских людей, как «выборный от земли», нижегородский посадский человек Козьма Минин Сухорук, так и вдохновивший его своим пастырским словом необоримый и твердый адамант – святейший Гермоген, патриарх всея Русии, ныне причтенный нашею Церковью к лику святых.

Избранием на царство Михаила Феодоровича Романова закончилась Смута, наступившая в нашей земле с угасанием в лице Феодора Иоанновича царского рода из дома Иоанна Калиты.

Смута эта выразилась глубоким потрясением всех основ Московского государства, созданного неусыпными трудами его собирателей по заветам святого митрополита Петра Чудотворца, и разразилась многими великими бедами над землею: население от постоянных ратных дел, разбоев и грабежей, голода и мора должно было сильно уменьшиться в числе и до крайности обеднело, причем жестокая борьба бездомной голытьбы с имущим людом доходила порой до чрезвычайного озлобления.

Вмешательство Сигизмунда III в наши дела, сперва тайное, а затем и явное, вопреки голосу лучших людей Польши, привело к развитию сильнейшей вражды, и притом на весьма долгие годы, между двумя соседними славянскими государствами; при этом, пользуясь наступившей Смутой, в наши пределы вместе с поляками постоянно вторгалось немало и чисто русских людей, уроженцев Западной Руси и запорожских казаков, совершавших братоубийственные наезды на беззащитные московские города и селения.