Книга Черный легион - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Завтра.
— Видите ли, я очень признателен вам, Скорцени. Вы спасли мне жизнь. Я говорю это сейчас, несколько дней спустя после освобождения, чтобы подчеркнуть: моя признательность выходит далеко за рамки того, что мы называем данью вежливости и сиюминутной благодарности.
— Я — солдат и всего лишь выполнил свой долг, — сдержанно отчеканил штурмбаннфюрер.
— Это-то и вызывает уважение. В Риме, а затем в Гран Сассо я видел сотни солдат, которые когда-то клялись быть верными мне, однако ничего не предприняли, чтобы надлежащим образом сдержать слово верности.
Скорцени помолчал. Оценивать преданность лейб-гвардии он предоставлял самому Муссолини. В конце концов именно он, Муссолини, и создавал ее.
— Я понимаю, что солдатская судьба вряд ли приведет вас в Италию еще раз. Тем не менее хочу, чтобы вы обязательно нашли время побывать в моей резиденции.
— Думаю, это реально, — смилостивился Скорцени.
— В первые месяцы она будет располагаться в Рокка делле Каминате, на 6epeiy озера Гарда. Это район Гариньяно. Я жду вас там в самое ближайшее время. Пусть офицеры новой гвардии, которую я создам после возвращения на родину, получат возможность лично встретиться с героем рейха.
«Стоп! Неужели ему все еще ничего не известно об операции «Черный кардинал», — удивился Скорцени. — А ведь час назад, получая приглашение навестить Муссолини, он был уверен, что речь пойдет именно об этой операции, о мести папе римскому. Странно. Не хотят вмешивать дуче в международный скандал? Не похоже. Гитлер прямо заинтересован в том, чтобы Муссолини стал соучастником акции. Не доверяют — это точнее. Пока… не доверяют. На этом первом этапе подготовки его постараются держать в неведении. Все равно потом события будут приподнесены так, словно идея захвата апостолов католицизма принадлежит вождю итальянской нации.
— Обещайте, Скорцени, что обязательно прибудете в мою резиденцию. Причем в ближайшее время.
Это даже не признательность, понял штурмбаннфюрер. «Герой нации» понадобился Муссолини, чтобы поддержать свой собственный авторитет. Не так уж много найдется сейчас дипломатов или просто известных личностей, которые удостоят его визитами после того, как, свергнутый королем, он вновь появится где-нибудь на севере Италии
— Уж тогда-то мне, наконец, представится возможность вручить вам орден Ста мушкетеров. Признаюсь, я чувствую себя неловко оттого, что не смог сделать это, как только очутился на свободе.
— Не стоит вспоминать.
— К сожалению, при мне не оказалось офицера, который, сняв этот орден с себя, вручил бы его еще в Вене. Как сделал, по поручению фюрера, начальник штаба Венского военного округа.
— Я профессиональный диверсант. Ордена меня мало интересуют. Извините. — Необходимость объясняться по этому поводу уже начинала раздражать Скорцени. Что бывало с ним крайне редко. Он еле сдержался, чтобы не признаться дуче, что успел забыть о его щедрости. — Однако заверяю, господин Муссолини, что навещу вас, лишь только представится возможность.
— Если возникнут трудности с поездкой — сообщите.
— Стану ли утруждать вас, господин Муссолини? — едва заметно улыбнулся Скорцени. И улыбка эта, изорванная зловещим шрамом, показалась дуче тоже зловещей.
Он благодарил Бога, что этот громила с леденящим душу шрамом на лице получил приказ спасти его, а не убить. Муссолини даже казалось, что это был первый случай в практикё Скорцени, когда он получил именно такой приказ: спасти. Ибо весь смысл его признания в другом — в умении истреблять.
— Кроме того, я уверен, что уж о чем, о чем, а о моей поездке в Италию фюрер позаботится.
Не зная о подготовке новой операции, Муссолини так и не смог расшифровать зловещий подтекст этого заверения.
Первым, на ком пришлось испытывать легенду о группе, посланной для поимки беглецов, оказался местный участковый. Этот среднего роста, плотно сбитый субъект несколько минут осматривал воинство Курбатова, сидя на низкорослом кошла-том коньке, потом, пьяно икнув и на удивление высоким, почти женским голосом, начальственно поинтересовался:
— Кто такие и откуда? Почему здесь и без моего ведома? — возможно, он спросил это шутя. Однако привычка властвовать, ощущая себя удельным князьком, не позволила ему выдать свои слова за шутку.
— Нам нужен людолов, — не стал Курбатов отнимать у него время объяснениями, кто они и откуда пришли. — Дня два назад в ваших краях должны были появиться беглые, из-под Шумихи.
— Что, опять из Шординского? Да кто там начальник, хотел бы я его, в душу и печенку, видеть?! Спят у него на постах, что ли? Третий побег за весну.
— Третий?
— Ну третий же! Из одного только Шординского. А из других? Никогда так не бегали. Думают, как война, так можно погулять, затеряться? Черта с два в этой стране затеряешься. Одного дурика поймали, но тот действительно дурик: на фронт, говорит, бегу. Из лагеря-то! — повизгивал от смеха младший лейтенант. И в смехе его, в глистоподобной немужской фигуре с широкими бедрами, чудилось Курбатову что-то евнушеское. — Из лагеря — да на фронт! Аккурат до Гурдаша и добежал. Многим воля-волюшка до его лесного подворья.
— А дальше сосна возле пещеры. И висеть вниз лицом, без обеих рук, — как бы про себя добавил подпоручик Власевич.
— Точно! — нявкнул-рассмеялся милиционер. — До Гурдашевой сосны. Э, а этот, капитан, кто? — нагайкой указал милиционер на Перса. — Тоже в подарок вождю народов?
— Проводник наш, — сухо ответил Курбатов, недобро взглянув на участкового. И впервые милиционер почувствовал что-то неладное. Неуютно ему вдруг показалось в окружении этих пропахших дымом костров людей.
Он тронул поводья и попытался пришпорить своего конька. Но Перс решительно схватил его за уздечку, а Радчук в мгновение ока оказался на коне позади милиционера, и никто не успел заметить, когда он проник в кобуру и извлек оттуда пистолет.
— Что ты делаешь?! — взвизгнул милиционер, оборачиваясь к Радчуку. Словно не понимал, что это уже не шалость красноармейца, что все слишком серьезно, чтобы пытаться кого-то здесь усовестить. — Знаешь, что тебе будет?!
— Знаю, — осенил его своей цыганской улыбкой Радчук. — Вечное отпущение грехов.
Развернувшись, он боковым ударом вышиб милиционера из седла, чем вызвал уважительное замечание Курбатова: «Это по-нашему. Сабельный кавалерийский удар».
Участковый хотел возмутиться еще раз, но удар кулаком в затылок, которым облагодетельствовал его Власевич, хотя и не повалил милиционера на землю, зато привел в какое-то полушоковое состояние, из которого он так и не вышел до самого дома Гурдаша.
* * *
Завидев у себя во дворе целую кавалькаду всадников, Гур-даш вышел из дома с двустволкой в руке. Выглядел он внушительно. Густая черная борода окаймляла широкое плоское лицо, придавая ему блаженно-свирепый вид, вполне приличествующий рослой, некогда могучей, но слишком уж отощавшей фигуре лгодолова.