Книга Черника в масле - Никита Максимов

Сергей Новиков уехал с раннего утра – «пообщаться», как он выразился. На самом же деле он, конечно, планировал разнюхать всё, связанное с Екатериновкой. Полагаться в этом случае только на один источник информации было нельзя, но и бегать дурачком по ярмарке, расспрашивая каждого встречного поперечного – тоже неразумно. Щупать почву надо исподволь, как бы совсем не интересуясь, желательно после третьей—четвёртой рюмки. Так что работа для Серёги и его печени предстояла большая.

Жизнь в импровизированном лагере постепенно начинала обретать некий смысл и порядок. Справедливо полагая, что нет ничего хуже в большом вынужденном коллективе, чем скука и избыток свободного времени, импровизированный совет в лице пастора Майера, Коби Трентон, Лукаса Кауфмана и подходящих по ситуации представителей местных жителей принялся привлекать здоровых пассажиров к внутренним работам. А их хватало с избытком. Это только кажется, что организовать временное пребывание людей – дело нехитрое. Человек – это вам не корова. Да и корова не так проста. Её недостаточно просто загнать за ограду. Не забудьте кормить, доить и поить это милейшее животное, а также убирать навоз, иначе при следующей попытке войти на огороженную территорию рискуете словить копыто в лоб или рога под рёбра. С людьми же всё намного, намного сложнее.

Во-первых, нужно обозначать какие-то смыслы. Во-вторых, называть конкретные сроки. В-третьих, надо объяснять смыслы, обосновывать сроки и делать всё прочее, что внушает человеку иллюзию, будто он контролирует или хотя бы просто понимает происходящее с ним. Вот, к примеру. Нельзя просто объявить в аэропорту, что вылет (или прилёт) рейса такого-то задерживается, не сообщив больше ничего, иначе уже через десять минут по территории будет метаться плохо управляемая толпа разной степени раздражённости. При этом она будет мешать всем, кто попадётся по дороге: администраторам, другим пассажирам и встречающим, любым людям в форме, начиная от сотрудников безопасности и заканчивая уборщиками. Если же сказать, что рейс задерживается на полтора часа по причине тумана, встречного ветра, пролёта стаи перелётных птиц – да по любому другому правдоподобному поводу – и всё, никаких проблем. Пассажиры (встречающие, провожающие) покачают головой и уткнутся в свои смартфоны, планшеты, книги, игровые приставки, газеты, стаканы с кофе, тарелки и прочее. Их жизнь на эти полтора часа имеет смысл, временной промежуток определён, всё под контролем, жизнь прекрасна.

Для пассажиров рейса NP412 в сложившихся обстоятельствах правдоподобные объяснения приобретали первостепенное значение. Поскольку, как справедливо заметил Смирнов, экспертов по современной России среди них не водилось, необходимо было для начала объяснить текущее положение. Кто они – спасённые жертвы кораблекрушения? Заложники? Кто их спасители?

С последним пунктом было проще. Доброжелательное отношение, помощь и забота говорили сам за себя. Но поскольку человек, в отличие от коровы, нуждается не только в ласке, пришлось пастору объяснять им общую картину мира, в котором они оказались. Наполнять её смыслами.

Выступать перед всей толпой Смирнов отказался сразу.

«Не люблю говорить со всеми. Давайте придерживаться сложившейся схемы. Вы представляете интересы пассажиров и членов экипажа, я и мои помощники – местных. Мы объясняем вам – вы пересказываете своим людям. Вам задают вопросы – вы передаёте их нам. То, о чём договорились мы, становится правилом для всех».

Само собой получилось, что роль рупора пришлось взять на себя Клаусу. Опыт чтения проповедей оказался как нельзя кстати, но и нагрузка – немалой. Уже к середине дня понедельника пастор ощутимо охрип. И это притом, что вся общая информация сообщалась для всех одновременно. Просто вопросов было настолько много, что с утра воскресенья до полудня понедельника таких собраний пришлось провести штук пять. Из-за этого происходящее с пассажирами начинало напоминать то ли вялый митинг, то ли затянувшуюся забастовку.

Но главное оказалось достигнутым. Люди более-менее разобрались в том, что происходит, получили словесное подтверждение инстинктивному ощущению, что их спасители – люди неплохие и в целом желают им добра. Можно было перестать оглядываться и инстинктивно пытаться сойти с дощатого тротуара, если навстречу попадались мужчина или женщина с оружием. Особенно показательной была ситуация с ранеными. Нужно было быть полным идиотом, чтобы не заметить, сколько времени, и с каким старанием работали медики. Тем более что Хелен Шэннон, медсестра из числа пассажиров, могла наблюдать ситуацию изнутри и рассказать остальным обо всём увиденном.

Пастор для себя решил исходить из того, что правда – лучшая политика, поэтому откровенно рассказал, почему первым этапом состоится именно перевозка раненых и из-за чего это требует времени на подготовку. Он, правда, не стал углубляться в живописание рода занятий их спасителей. Помимо этого, единственной его импровизацией стал ответ на вопрос, сколько времени всем остальным придётся ждать передачи в руки официальных властей. Клаус сказал просто – неделя. Потом, конечно, пошёл и отловил Смирнова, спросил его – похож ли такой срок на реальность. Тот задумался, почесал нос, но в итоге кивнул: «Вполне возможно. Если не случиться ничего непредвиденного. Пусть будет неделя».

На том и порешили – неделя, так неделя. Срок обозначен. Текущая обстановка более-менее понятна. Осталось добавить к этому смыслов.

За ними не заржавело. Работа нашлась для всех. Дежурить в «больнице», ухаживая за ранеными. Сдавать кровь. Помогать на кухне. Мыть, стирать, приводить в порядок свою одежду, подгонять ту, которой смогли поделиться – или специально закупить – местные. Каждому надо было подготовить два-три комплекта нижнего белья и один-два набора одежды, пригодной для здешних условий. И если у некоторых, как у того самого сноубордиста Эда, лохматого обладателя серьги в форме черепа, их собственный спортивный стиль оказался вполне подходящим, то многим другим пришлось переодеваться полностью. Стюардессам в первую очередь. Из полезных и практичных вещей у них оказались только трикотажные безрукавки. Ну, и отчасти блузки. Юбки же и туфли на каблуках очень плохо стыковались с тайгой. Кое-что пригодное по размеру удалось найти. Остальное нуждалось в подгонке и перешивании. В результате некоторым пассажирам, особенно тем, что помоложе, явилось сущее откровение в виде двух швейных машинок. На них местные женщины, а также одна пожилая и ни на минуту не теряющая присутствия духа жительница Магдебурга принялись ушивать, подгонять, застрачивать лишнее, превращая разномастное нечто в необходимые предметы туалета. С обувью было проще. В одном из хранилищ странного поселения содержался приличный запас из пёстрой смеси армейских и рабочих ботинок, а также обильные залежи безразмерных толстых носков. Невероятно, но нашлось даже десятка полтора настоящих советских кирзовых сапог – с укороченным голенищем, ушками сверху для облегчения надевания, ремнями и пряжками сбоку. Некоторые пассажиры при их виде немедленно отказались от ботинок, напялили на ноги эту экзотику, а потом долго обсуждали впечатления.

Помимо вопросов одежды и обуви нужно было устанавливать дополнительные туалеты, переделывать, а точнее – строить заново нормальные душевые. А ещё приводить в порядок жилые домики, переставлять койки, отскребать их при необходимости от ржавчины, выколачивать пыль из старых матрасов, подушек или на ходу изобретать им замену. Оказалось, что если грамотно упаковать в чехол из брезента пару листов строительного утеплителя, из этого может получиться неплохой мат. Кроме того, были два домика стоящих на отшибе, такие же, как и большинство в поселении, но в одичалом состоянии. К ним нужно было проложить удивительную местную конструкцию – деревянные тротуары, открыть, поправить покосившиеся двери, вымести грязь, покрасить в совсем уж запущенных местах, прочистить и проверить печи – настоящие, дровяные отопительные печи. Отмыть, поправить или вставить стёкла в окна. Тщательно залатать, законопатить все щели, ведущие снаружи внутрь дома, ибо нет злейшего врага в тайге, чем комары и нет худшего ада ночью, чем комната, в которую они смогли пробраться.