Книга Теории сознания - Стивен Прист

Брентано допускает, что ментальное в некотором смысле "индивидуально" ("private"). Данное слово имеет несколько смыслов в философии сознания, но Брентано употребляет его в следующем смысле: "Ни один психический феномен более чем одним-единственным человеком не воспринимается" (Ук. изд., с. 36), поэтому вполне законно определять ментальное как "область внутреннего восприятия" (Ук. изд., с. 36). Верно, что физические объекты являются в некотором смысле общедоступными. Вы, я и другие можем одновременно или последовательно воспринимать один и тот же физический объект. Но вы, я и другие не можем иметь восприятия данного объекта друг другом, равно как и не можем чувствовать депрессию другого или обладать чужой болью. Ваше восприятие – это ваше восприятие, а мое восприятие – мое восприятие. Почему это должно быть так в нетавтологическом и нетривиальном смысле – фундаментальный вопрос философии сознания. Но Брентано этот вопрос не интересует.

Наконец, Брентано исследует роль понятия времени для одного из способов фиксации различия ментального и физического. И это отнюдь не различение "временное-пространственно-временное", но совсем новое. Считается, что "психические феномены всегда являются один за другим, а физические, напротив, по нескольку одновременно" (Ук. изд., с. 38). Брентано рассматривает возможность того, что наши мысли и эмоции следуют друг за другом в хронологическом порядке и не существуют одновременно в сознании. К примеру, человек не переживает два вида депрессии одновременно или же одновременно не интроспектирует две эмоции. Физические события, напротив, могут происходить одновременно или последовательно.

Брентано отвергает оба утверждения. В качестве примера одновременных, но различных ментальных событий он приводит следующий: "…часто мы думаем о чем-то и в то же самое время судим об этом или желаем этого" (Ук. изд., с. 40), но представляется куда менее ясным, что "никогда не может быть более одного физического феномена в некоторое время" (Ук. изд., с. 40). (Обратите внимание, что если это верно, то Брентано мог бы принять критерий, прямо противоположный критикуемому им. Но сам Брентано не видит этого.) Мне трудно поверить в истинность последнего утверждения Брентано. Я могу видеть цвет и слышать звук одновременно, и оба они, согласно брентановскому критерию, считаются физическими, так что утверждение, что в конкретный момент времени я способен воспринимать только один физический феномен, – ложно. У Брентано нет убедительного доказательства в пользу этого утверждения, однако на ум приходят две возможности. Одна из них заключается в предположении, что в конкретный момент времени мы можем обращать внимание только на один физический феномен. Чье-то внимание, так сказать, "всасывается" в определенный объект. Мне представляется это сомнительным, но если это истинно, то возможно доказать истинность этого и в отношении внутреннего сознания ментальных событий. И наоборот, Брентано просто считает все физические феномены, попадающие в область чьего-либо осознания, одним феноменом. Если его позиция именно такова, то она оказывается условно истинной, но, скорее, все же бессодержательной.

ГУССЕРЛЬ

Эдмунд Гуссерль был самым блестящим учеником Брентано и подлинным инициатором того движения в современной континентальной философии, которое называется "феноменология". Как мы уже отмечали выше, феноменология представляет собой тщательное описание того, что непосредственно дано сознанию, описание, не предполагающее заранее сформулированной концепции объективной реальности или каузальных отношений объектов сознания. Цель гуссерлевской феноменологии заключается в том, чтобы продемонстрировать основания всякого знания, включая науку и философию, в пределах опыта с целью установить определенные априорные структуры сознания, общие всем человеческим существам. Для достижения этой цели проводится различие между так называемой "естественной установкой", представляющей собой нашу обычную, дофеноменологическую осведомленность об объектах и других людях вокруг нас, локализованных в "мире", и, с другой стороны, "редуцированным" миром так называемого "эпохе", или феноменологической редукции. Напомним, что "эпохе"[32]– греческое слово, означающее "воздержание от суждения (belief)"[33], так что в целях феноменологии объективная реальность мира, в которую мы верим, "вынесена за скобки" или "редуцирована" к тому, что мы буквально думаем и воспринимаем в настоящем. При этом надеются показать, как богатство повседневного мира представляет собой нечто вроде достижения сознания в том смысле, что оно конструируется из последовательности актуально присущих нам восприятий.

Мышление Гуссерля прошло через различные фазы развития: от раннего психологизма, т.е. попытки понять достоверную и априорную природу логики и математики в терминах психологии, до полного отрицания психологизма; от обоснования опыта в самом существовании "мира" – обоснования опыта и мира в совершенно субъективном я, называемом "трансцендентальным эго".

Вехой в отрицании психологизма явились "Логические исследования"[34], а наиболее важный текст относительно эпохэ, структур сознания и трансцендентального эго – "Идеи".[35]За такое короткое время невозможно по достоинству оценить богатство и сложность феноменологии Гуссерля – ведь она простирается на много томов, поэтому я намереваюсь исследовать лишь два вопроса: приспособление им понятия своего учителя – понятия "интенциональность" и, более кратко, его объяснение понятия трансцендентального эго. Это согласуется с двумя важными вопросами в философии сознания: "Что такое сознание?" и "Что является сознательным?"

ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ

Гуссерль обсуждает интенциональность во многих местах своих сочинений, но подробное рассмотрение этого вопроса в отношении к Брентано можно найти в V "Исследовании" 2-го тома "Логических исследований".[36]Гуссерль полагает, что, в частности, два критерия из тех, что использует Брентано для разграничения ментального и физического[37], являются ценными: учение об интенциональности, а также тезис о том, что ментальный феномен либо есть представление, либо основывается на представлении. В то же время он делает серьезные оговорки по поводу обоих критериев. Гуссерль считает невозможным отрицать, что "в восприятии нечто воспринимается, в образном представлении нечто образно представляется, в высказывании нечто высказывается, в любви нечто любится, в ненависти нечто ненавидится, в желании нечто желается и т.д." (Ibid., р. 554)[38], и значительную часть его собственного проекта составляет выделение со все большей подробностью различных видов интенциональных актов, которые, как он полагает, существуют. Однако ясно, что Гуссерль отнюдь не считает обладание свойством интенциональности необходимым условием того, чтобы тот или иной феномен считался ментальным, даже несмотря на то, что значительное число ментальных актов проявляют эту черту. Гуссерль полагает, что есть некоторые ментальные акты, не являющиеся интенциональными, и что Брентано допустил, чтобы определенные феномены, фактически будучи ментальными, классифицировались как физические. Вполне вероятно, что здесь Гуссерль имеет в виду брентановскую классификацию образов – содержаний воображения – как физических. И в самом деле, Гуссерль считает, что правильная психология могла бы и не ограничивать себя ментальными феноменами в брентановском смысле: