Книга Развод - Майк Гейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты говоришь так, потому что никогда не умел наблюдать, обращать внимание на детали и подробности. Но в отношениях двух людей именно они-то и важны, потому что благодаря им ты и запоминаешься — конечно, если тебя хотят запомнить, — именно благодаря им ты и влюбляешься в кого-то.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что полюбила меня из-за того, как я сушу ступни?
— Для того чтобы полюбить тебя, у меня было больше миллиона причин. И то, как ты сушишь ноги, — лишь одна из них.
— Я понимаю, ты пытаешься доказать свою правоту, но неужто не видишь, что эти самые детали и подробности отчасти и послужили возникновению нашей проблемы? Если постоянно обращаешь внимание на мелочи, ты всегда находишь то, на что большинство людей внимания вообще не обращают.
— В этом-то как раз и дело.
— Ну не совсем, это хорошо и приятно, когда речь идет о положительных мелочах, то есть о привычках и поступках, которые ты считаешь привлекательными и милыми. Ну а как быть с отрицательными мелочами, с тем миллионом различных повседневных дел и привычек, за которые ты, должно быть, ненавидела меня и которые я делал просто бессознательно, не придавая им ни смысла, ни значения?
— Например, как ты переключал телеканалы, когда начинали показывать рекламы, хотя знал, что мне нравилось их смотреть?
— Ну, кто смотрит рекл…
— Или, к примеру, твоя уверенность в том, что высыпание мусора в бачок на колесиках, стоявший перед домом, доставляло мне массу удовольствия.
— Но ведь ты никогда даже не заикалась об этом, когда мы жили вместе.
— И то, что ты даже не знал, как включается стиральная машина. Ты когда-нибудь думал о том, как твои вещи становятся чистыми? По волшебству? Да и сейчас ты просто отмахиваешься от меня, когда я пытаюсь вспомнить, что особенно раздражало меня в твоем поведении. — Я делаю паузу и мысленно просматриваю перечень обид и недовольств. — Да, вот еще что, — говорю я, прервав паузу. — Это, конечно, пустяк, но больше всего меня раздражало то, что ты единолично опустошал пакет с пончиками, который мы приносили из супермаркета. Все двенадцать штук ты съедал сам. При этом у тебя и мысли не возникало, чтобы предложить мне хотя бы один.
— Но если бы я оставлял их лежать до тех пор, пока ты выберешь время их съесть, они бы зачерствели и их надо было бы просто выбросить.
Я смеюсь и качаю головой.
— В одном ты прав, — говорю я. — Все эти детали и подробности опасны. Сегодня они могут заставить женщину влюбиться, а завтра вызвать отвращение.
12.56
Джим смотрит на меня с любопытством.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Я всегда хотел спросить тебя кое о чем?
— Давай спрашивай.
— Примерно через четыре месяца после того, как мы разошлись, я стал смотреть «Профессионалов».
— «Профессионалов»?
— Да, ну ты же знаешь это телешоу семидесятых годов с Боди и Дойлом на «форде-капри», там все время гоняются за преступниками.
— А, это, помню.
— Ага, значит, помнишь? Первые серии показывали по кабельной сети. Вспомнила?
— Я помню, что ты доводил меня до слез этими фильмами.
— Я сказал тебе, что хочу полностью записать все сюжеты всех серий.
— Я помню это, но помню только потому, что ты объявил, что не собираешься смотреть их.
— Ну так вот, однажды, когда я сидел дома и решил посмотреть запись первого сюжета первой серии, вставил кассету в видеомагнитофон, нажал клавишу «Воспроизведение», и знаешь, что я увидел?
— Нет.
— Тогда я тебе скажу. Я увидел сюжет с Рикки Лэйк[63].
— И ты думаешь, что это сделала я?
— Конечно, ты сделала это, должно быть, после того, как мы из-за чего-то поругались, потому что знала, что этим сорвешь все, что я задумал.
— Ну а разве других эпизодов тебе было недостаточно?
— Нет. Я хотел просмотреть их в хронологическом порядке — именно это было для меня важно.
— Ты, вероятнее всего, прав, считая меня виновницей, — говорю я как бы между прочим. — Не могу представить себе, что ты хоть когда-то намеревался записывать Рикки Лэйк. Но тот эпизод с ней был хороший.
— Ведь ты сделала это намеренно, признайся?
— Вообще-то, мне, вероятно, доставило бы радость видеть, как ты расстроен; думаю, что, очевидно, сделала это я, но сделала непреднамеренно. Я не настолько мстительна. Я думаю, что все произошло случайно: ты после записи оставил в магнитофоне кассету, а я решила, что она пустая.
— И ты даже не проверила? Ну как можно так безответственно относиться к видеозаписям?
— Это, конечно, безответственность, — соглашаюсь я, пытаясь подавить смех. — Ты еще и сейчас переживаешь это, да?
— Не так сильно, но переживаю, — полушутливо отвечает Джим.
— Ну вот, — с кротостью в голосе говорю я. — Думаю, что я выговорилась и от этого мне стало легче.
13.05
— Когда стало ясно, что мы непременно расстанемся, ты не допускал, что мы сможем поддерживать контакт друг с другом? — спрашиваю я Джима.
— Я был уверен, что этого не будет, — отвечает он.
— Я тоже. Я не представляю себе, как мы могли бы оставаться в жизни друг друга после всего произошедшего.
— Мы слишком далеко зашли, чтобы думать о каких-либо контактах после разрыва.
— Я бы с большей охотой согласилась никогда тебя не видеть, чем перейти в разряд твоих друзей. Лучше вообще раствориться в воздухе. Или перестать дышать.
— Ну а если бы я умер?
— Если бы ты умер тогда, я пришла бы на твои похороны. Думаю что я бы искренне опечалилась и даже всплакнула бы, не скрывая слез.
— Почему?
— Потому что тяжело испытывать неприязнь к умершим.
Мы снова надолго замолкаем, потом без всякой причины начинаем смеяться.
13.10
— Даже не верится, что мы проговорили уже почти час, — говорю я Элисон. — Готов поспорить, что ты уже давным-давно порываешься уйти.
— Да нет, совсем нет. Мне действительно нравится говорить с тобой.
— Но тебе ведь надо идти?
— А тебе разве не надо?
— На сегодня у меня намечена одна работа на выезде, но это не так важно. А что у тебя?
— Мне не надо никуда идти.
— Может, выпьешь что-нибудь еще?
— Если можно, стакан белого вина, — говорит Элисон. — Сухого.