Книга Трансформация войны - Мартин ван Кревельд

Возможно, самым важным качеством, которым необходимо обладать сильной стороне, сражающейся против более слабого противника, является самоконтроль; и действительно, способность не отвечать на провокации, сохраняя при этом голову на плечах и воздерживаясь от слишком бурной реакции, играющей на руку противнику, сама по себе наилучшее возможное свидетельство хорошего самоконтроля. Необходимо добровольно ослабить и даже разоружить свои силы с тем, чтобы встретиться с противником примерно на равных, подобно тому, как рыболов-спортсмен предпочитает пользоваться удочкой и крючком, а не полагаться на динамит. Хорошим примером могут служить британские войска, которые воюют и несут потери в Северной Ирландии последние двадцать лет. В данный момент война против Ирландской республиканской армии очень тяжело дается британским войскам; не обходится дело и без эксцессов. Однако благодаря жесткой дисциплине и тщательной боевой подготовке — которые, по преимуществу, являются характерными чертами профессионализма, — британской армии удается довольно хорошо держать себя в конфликте. Она никогда не прибегала к неизбирательным актам насилия или массовым расправам, а также никогда не применяла тяжелое оружие. Благодаря этому основная часть населения от нее не отвернулась. Проводя операции в стране, которая тем или иным образом сталкивается с проблемами вот уже на протяжении восьми столетий, британские войска, может быть, и не смогут одержать победу, но, как бы там ни было, вовсе не обязательно потерпят поражение.

Когда у сильной стороны отсутствует железный самоконтроль и она вынуждена сражаться со слабым противником на протяжении сколько-нибудь существенного периода времени, сильная сторона обязательно будет нарушать собственные уставы и совершать преступления — какие-то неумышленно, а какие-то и намеренно. Вынужденная идти на обман, чтобы скрыть свои преступления, она обнаружит, что система военной юстиции подорвана, процесс управления войсками деформирован, а у ее ног разверзлась бездна недоверия. В данной ситуации не существует ни героев, ни преступников, а есть только жертвы: тех, кого боги хотят наказать, они в первую очередь лишают зрения. Описанным выше процессам настолько трудно противостоять, что те, кто оказались охваченными ими, могут так никогда и не оправиться от их последствий. В итоге единственным способом возродить способность страны вести войну может стать роспуск существующих вооруженных сил и создание на их месте новых, что, в свою очередь, может с большой вероятностью потребовать того или иного рода политической революции.

Армия, которая потерпела поражение от руки сильного противника, может вынашивать план мести и ждать удобного случая для реванша. Именно это предприняла прусская армия после 1806 г., французская — после 1871 г. и немецкая — после 1918 г. Однако если хоть раз войска были побеждены слабым противником, их уверенность в себе пошатнется и они будут опасаться повторения этого опыта; они то и дело будут искать предлог, чтобы не вступать в бой. Столкнувшись с настоящим противником, т. е. с таким же сильным или еще сильнее, чем они сами, — вооруженные силы, привыкшие «сражаться» со слабым противником, почти наверняка сломаются и обратятся в бегство, как это случилось с аргентинской армией во время Фолклендской войны. Таким образом, вероятно, не будет преувеличением сказать, что вооруженные силы США так и не оставили в прошлом Вьетнам до тех пор, пока в связи с разразившимся кризисом в Персидском заливе им не представилась походящая возможность некоего реванша, которую было бы жалко упустить. Точно так же вызывает сомнение, что советские войска после своей неудачи в Афганистане когда-нибудь смогут вести войну за пределами своей территории. В данный момент ситуация выглядит таким образом, что у них и без того слишком много забот — они пытаются не допустить дезинтеграции своего собственного общества.

Мы подробно останавливаемся на такой «скользкой» теме, как соотношение добра и зла, поскольку вопросы этики не только имеют прямое отношение к войне, но находятся в самом ее центре. Взаимоотношения между силой и слабостью и моральные дилеммы, которые из них следуют, вероятно, наилучшим образом объясняют причину, по которой в течение последних десятилетий современные армии по обе стороны от «железного занавеса» действовали столь неэффективно, участвуя в конфликтах низкой интенсивности. В конце концов, колониальные бунты по определению были уделом угнетенных и слабых. Часто повстанцев едва ли даже считали людьми и называли такими словами, как «гук» (Вьетнам), «кафр»[61](Родезия) или «арабуш»[62](Израиль). Соответственно конфликт низкой интенсивности может рассматриваться как своего рода месть этих народов. Отказываясь играть по правилам, которые установили для своего удобства «цивилизованные» страны, они изобрели собственную форму войны и начали ее экспорт. Поскольку правила существуют главным образом в умах, будучи однажды нарушенными, они потом могут быть восстановлены лишь с большим трудом. Хотя почти каждый день в мире происходят террористические акты, по всей видимости, этот процесс только начался, и надежда на то, что его удастся победить или хотя бы сдерживать, крайне призрачна.

Отступление: роль женщин

Часто наиболее верный способ проникнуть в суть вопроса — пойти окольным путем. Для того чтобы понять сущность вооруженного конфликта, необходимо проанализировать роль, которую в нем играют (или не играют) женщины. Если бы война была просто рациональным инструментом для достижения утилитарных социальных целей, тогда роль женщин была бы столь же велика, как и роль мужчин; в конце концов, женщины составляют половину человечества, и не самую худшую. В той мере, в какой война инструмент повышения или сохранения общественного благосостояния, ставка женщин в ней не меньше, чем мужчин. Это верно и потому, что поражение в войне, скорее всего, создаст ситуацию, в которой женщины и их дети будут в числе первых жертв.

Сегодня, как и в течение некоторого времени в прошлом, в качестве причины неучастия женщин в войне чаще всего называется страх того, что пленение может повлечь за собой изнасилование в дополнение к другим видам дурного обращения. Этот довод основан на недоразумении — он исходит из современного различия между комбатантами и некомбатантами и проецирует это различие на прошлое, в котором оно не проводилось. На протяжении почти всей истории возможность поучаствовать в массовых изнасилованиях не просто одна из наград за успешную войну, но, с точки зрения солдат, одна из основных целей, ради которых они сражались. Например, Гомер в Илиаде говорит, что одной из причин, почему ахейцы не отступились от своей цели и не вернулись домой, была перспектива лечь в постель с одной из женщин, принадлежавших троянским мужчинам. Уже во времена античности тот факт, что Александр не подверг изнасилованию плененных женщин Дария, заставил людей подозревать, что он имеет сексуальные отклонения. Когда Сципион Африканский отказался взять прекрасную пленницу, оставленную нетронутой специально для него, поступок его посчитали достойным похвалы, немного эксцентричным и совершенно необычным. Большинство же воинов вышеупомянутых полководцев не были столь разборчивыми. При падении Магдебурга в 1631 г. захваченный город оглашался «пронзительными криками», что было нечто само собой разумеющимся, и не имело значения, принимала ли женщина участие в самом сражении или нет. Единственным способом избежать такой незавидной участи была своевременная капитуляция, однако даже в этом случае неприкосновенность женщин была никоим образом не гарантирована.