Книга Столетняя война. Леопард против лилии - Наталья Басовская

Наивысшей степени предвзятость авторов английских и французских хроник достигла в эпоху Столетней войны. В условиях острого и бесконечно долгого военно-политического конфликта в трудах хронистов стали проявляться зачатки национального самосознания, связанные с завершением формирования народностей и появлением предпосылок для возникновения национальных государств. По мере обострения борьбы между Англией и Францией они становились все более яркими, углубляя предвзятость хронистов в передаче и освещении фактов. Так, аббат монастыря св. Марии в Йорке Томас Бертон, живший в конце XIV – начале XV в., попытался представить англо-французскую войну как исключительно оборонительную со стороны Англии. Его предшественники Уолсингем и анонимный монах того же монастыря в XIV в. были и сдержаннее и объективнее[167]. Откровенно пристрастно излагали и оценивали события заключительных десятилетий войны французские хронисты, находившиеся под впечатлением высокого подъема освободительной борьбы во Франции[168]. Сопоставление данных английских и французских хроник позволяет внести поправки на проявление такого рода субъективности, отбросив крайние преувеличения и откровенные искажения.

Важный отпечаток на качество содержащейся в хрониках информации налагают социальное происхождение и общественное положение авторов. Это сближает содержание официальной французской хроники монастыря Сен-Дени и труда Томаса Уолсингема, возглавлявшего скрипторий Сент-Олбанского аббатства в Англии. При всей своей пристрастности обнаруживают большое внутреннее сходство в оценках и подходе к характеру происходящих событий автор «Хроники Англии» Джон Капгрейв и такие французские хронисты, как Тома Базен и Гийом Кузино или бургундский придворный хронист Ангерран Монстреле. Это люди одного круга, сходного общественного положения и единых, по существу, взглядов, хотя их оценки диаметрально противоположны вследствие их принадлежности к разным государствам. Капгрейв – видный церковный деятель и придворный, друг герцога Глостерского – брата английского короля Генриха V; Базен – епископ, известный политик; Кузино – секретарь, а затем канцлер французского короля Карла VII; Монстреле – приближенный герцога Филиппа Доброго. Все это сближает их позиции в основных вопросах внутренней и внешней политики, делает сходными их по существу.[169]

Принципиально отличаются от них по своим взглядам анонимный автор «Хроники первых четырех Валуа» и хронист Жан де Венетт[170]. Не имея данных о биографии первого из них, мы можем получить довольно полное представление о его личности. Она проявилась на страницах хроники. По всей видимости, он происходил из городского сословия и сохранил горячую симпатию к «добрым горожанам» Франции. Показательно, что в его сочинении патриотические чувства прозвучали гораздо раньше и отчетливее, чем в официальных придворных хрониках. Выходец из крестьян, Жан де Венетт горячо сочувствовал испытаниям, выпавшим на долю народа Франции в первые десятилетия Столетней войны. В силу этого именно он наиболее ярко отразил обострение социальных противоречий, вызванное военными поражениями и предательским поведением правящей верхушки. По той же причине труд Жана де Венетта – один из наиболее полных и ценных источников по истории массового освободительного движения во Франции во второй половине XIV в.

При всей важности фактора социального происхождения хрониста он не всегда играет определяющую роль. Яркий пример этого – Жан Фруассар[171]. Выходец из мелкого нидерландского бюргерства, он полностью оторвался от своих социальных корней. Придворная служба и страстная привязанность к куртуазной поэзии сделали Фруассара восторженным певцом рыцарских добродетелей и подвигов. История англо-французской войны представляла для него неоценимый материал. Фруассар одинаково пылко восхищался подвигами рыцарей любой страны. Это отнюдь не означает, что его хроники беспристрастно рисуют борьбу между Англией и Францией. Напротив, в их разных редакциях проступает сначала яркая проанглийская, а затем профранцузская окраска. Она, однако, не имеет ничего общего с ростками национального самосознания. Фруассар строго ориентировался на интересы своих покровителей и служил сначала при английском дворе, а затем во Франции.

При всех отмеченных слабостях труд Фруассара представляет большую ценность при изучении истории борьбы английской и французской монархий. Прежде всего его огромным достоинством является основательная источниковая база. Известно, что Фруассар активно собирал свидетельства очевидцев и даже документы в нескольких европейских странах. В силу любви к рыцарству он придавал в своей хронике большое значение чисто военным вопросам: вооружению, тактике, численности войск и т. п. При изучении истории конфликтных отношений между Англией и Францией это представляется существенным. Заметим, что подобные данные почти полностью отсутствуют в трудах большинства хронистов – служителей церкви.

Возвращаясь к вопросу о влиянии социального происхождения авторов хроник на содержание их произведений, следует отметить «отступление от правила» в трудах еще двух известных французских хронистов XV в. – Робера Блонделля и Жака де Бувьера, по прозвищу Берри[172]. Блонделль – рыцарь из Нормандии, Берри – герольд Карла VII. Под впечатлением высокого накала массового освободительного движения во Франции оба автора описали историю освобождения Северной Франции в манере, нетипичной для рыцарей. Страницы их хроник пронизаны горячим патриотическим чувством и презрением к англичанам, не исключая и английских баронов, – например, главнокомандующего Тальбота. Еще большим отступлением от рыцарской идеологии является внимание Блонделля и Берри к простым людям Франции. Горожане и даже крестьяне показаны как помощники Карла VII и его армии в деле освобождения Нормандии. Все это превращает записки Блонделля и Берри в источники неодноплановые: