Книга Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны - Леонид Млечин

Летом 1923 года деятельность АРА полностью прекратилась. Остатки продовольствия — муку, сахар, консервированное молоко, какао — американцы оставляли губернским властям. Когда американцы уезжали, в Москве распорядились: «При отъезде АРА приветствия, благодарность, проводы могут быть устроены, но должны носить абсолютно официальный характер — от имени местных ЦИКов, СНКомов, Губисполкомов. Ни в коем случае не должно быть массовых, от имени населения благодарственных актов и выступлений».

В ведомстве госбезопасности не сомневались, что АРА — организация, «помогающая предательской работе контрреволюции». В приказе председателя ГПУ Дзержинского № 29 от 28 марта 1922 года говорилось: Американская администрация помощи состоит в основном из разведчиков и «вербует себе на службу работников из кругов бывшей аристократии, буржуазии, контрреволюционно настроенной интеллигенции и бывшего белого офицерства и через них распространяет свое влияние на широкие контрреволюционные круги населения».

Так это и осталось в советской историографии: американцы не столько помогали, сколько шпионили. Летом 1922 года американские передвижные кухни ежедневно кормили одиннадцать миллионов человек и спасли их от голодной смерти.

«Рук себе не связывать»

6 января 1922 года Верховный совет Антанты (в него входили представители Бельгии, Великобритании, Италии, Франции и Японии) по предложению британца Дэвида Ллойд Джорджа принял решение созвать в Генуе конференцию, посвященную восстановлению Центральной и Восточной Европы. На конференцию пригласили делегации поверженной Германии и Советской России.

Большевики после революции национализировали имущество не только российских, но и иностранных владельцев собственности. Это был крайне болезненный удар для многих европейцев, вложивших деньги в Россию. Они недоумевали: почему их ограбили? В Европе давно пришли к убеждению в том, что государство не имеет права лишать человека его собственности.

Дабы наладить отношения с внешним миром, нарком Чичерин предложил удовлетворить претензии иностранцев, лишенных собственности в России. Ленин поддержал было эту идею, но буквально на следующий день передумал.

В отличие от своего наркома по иностранным делам вождь мировой революции совершенно не был заинтересован в успехе международной Генуэзской конференции. Он искренне желал ей провала. 10 февраля 1922 года Владимир Ильич написал Чичерину письмо, которое никогда не публиковали при советской власти: «Архисекретно. Нам выгодно, чтобы Геную сорвали… но не мы, конечно. Обдумайте это с Литвиновым и Иоффе и черкните мне. Конечно, писать этого нельзя даже в секретных бумагах. Верните мне сие, я сожгу. Заем мы получим лучше без Генуи, если Геную сорвем не мы. Надо придумать маневры половчее, чтобы Геную сорвали не мы. Например, дура Гендерсон и компания очень помогут нам, если мы умненько подтолкнем…»

Артур Гендерсон был в те годы лидером британской Лейбористской партии. Со временем он станет министром иностранных дел и поспособствует сближению Лондона и Москвы.

Нарком Чичерин решительно не согласился с Лениным:

«Я не хозяйственник. Но все хозяйственники говорят, что нам до зарезу, ультранастоятельно нужна помощь Запада, заем, концессии, экономическое соглашение. Я должен им верить. А если это так, нужно не расплеваться, а договориться…

Вы, несомненно, ошибаетесь, если думаете, что получим заем без Генуи, если расплюемся с Англией. Заем дают не правительства с их дефинатами, а капиталисты, деловые круги. Теперь они видят в нас наилучшее возможное в данных условиях в России правительство. Но если мы будем в Генуе бить стекла, они шарахнутся прочь от нас».

Переубедить Ленина наркому так и не удалось.

Российская делегация получила указание отвергнуть все требования западных держав. Но, напутствуя дипломатов, Ленин говорил о том, что при этом не следует пугать западные державы откровенными высказываниями относительно подлинных целей Советского государства. Никаких разговоров о «неизбежных кровавых социалистических революциях». Лексика должна быть исключительно миролюбивой.

Как и следовало ожидать, в Генуе европейские державы потребовали от России признания долгов, сделанных царским правительством и Временным правительством, а также возвращения иностранным владельцам национализированной собственности.

В общем, это были элементарные условия возобновления торгово-экономических отношений и предоставления новых кредитов. Европа не требовала сразу вернуть все долги, но она говорила: признайте хотя бы, что вы все-таки взяли у нас деньги. Понятно было и требование компенсации тем иностранцам, которых лишили собственности в России: как может любое европейское правительство предоставлять новые займы стране, которая ограбила его граждан?

Нарком внешней торговли Леонид Борисович Красин, зная настроения западных держав, предложил Ленину признать долги царского правительства. Причем об их практическом возвращении пока что не было и речи. В ответ, убеждал Красин своих товарищей, европейские державы, во-первых, признают Советскую Россию и, во-вторых, дадут столь необходимые ей для восстановления экономики кредиты. Сделка очевидно выгодна России.

Ленин категорически не соглашался. Писал Чичерину: «Не берите на себя при закрытии Генуэзской конференции ни тени финансовых обязательств, никакого даже полупризнания долгов и не бойтесь вообще разрыва. Особое мнение тов. Красина показывает, что его линия абсолютно неверна и недопустима».

Годом раньше, 6–8 октября 1921 года, в Брюсселе заседала международная конференция на тему об оказании помощи голодающим. Конференция рекомендовала давать кредиты при условии «признания русским правительством существующих долгов». Речь шла о возвращении займов, полученных до 1914 года.

29 октября в «Известиях» под заголовком «Декларация о признании долгов» появилось заявление наркома Чичерина (накануне оно было передано правительствам великих держав): «Российское правительство… заявляет, что предложение признать на известных условиях старые долги идет в настоящее время навстречу его собственным намерениям… Советская республика может принять на себя эти обязательства лишь в том случае, если великие державы заключат с ней окончательный всеобщий мир и если ее правительство будет признано другими державами».

Предварительные жесткие условия сводили возможность договориться на нет.

В Генуе российская делегация тоже выдвинула заведомо неприемлемую программу: западные державы должны признать советскую власть де-юре, отказаться от требования возврата военных долгов (Антанта давала России деньги на борьбу с общим врагом Германией) и выделить России большой кредит. Что касается бывшей собственности иностранных граждан, то они могут использовать ее на основе аренды или концессий.

Эти условия западные державы отвергли. Возможность радикально улучшить отношения с внешним миром и получить кредиты на восстановление экономики не реализовалась. Шанс был упущен. Советская печать с гневом сообщала, что проклятые империалисты потребовали отказаться от всех завоеваний социализма, поскольку задались целью удушить государство рабочих и крестьян.