Книга Любовь красного цвета - Салли Боумен

– Откуда они появились. Если найти ответ на этот вопрос, можно будет ответить и на многие другие.

– Согласна. А теперь я хочу устроить тебе небольшой экзамен. Ты говорил, что ознакомился с содержанием этой папки. В таком случае скажи, какова официальная версия на этот счет?

– Версия их службы по связям с общественностью? О, это замечательная сказка! Мария Казарес якобы родилась в маленькой испанской деревушке и осиротела еще ребенком. После этого она жила во Франции у какой-то своей родственницы – то ли у тетки, то ли еще у кого-то, также испанки по происхождению. Эта тетка, которую не видела ни одна живая душа, была искусной вышивальщицей и много лет работала на Балансиагу.[20]Пожилая незамужняя женщина приютила Марию и научила ее шить. С самых нежных лет Мария проявила себя как весьма одаренная ученица и в совершенстве овладела искусством шитья. Затем старая тетушка ушла от Балансиаги, но выяснилось, что на одну ее пенсию они были не в состоянии прожить, и тогда они решили открыть маленькое семейное предприятие. Мария помогала своей тетке, а потом, когда мифическая родственница умерла, взяла бизнес в свои руки. Мало-помалу ее модели начали приобретать известность у парижских модниц. Трудолюбивая Мария продолжала не покладая рук работать в крошечной мастерской до тех пор, пока не скопила достаточно денег, чтобы открыть собственный магазин. В один прекрасный день мимо его витрины проходил – также неизвестно, откуда взявшийся – богатый молодой человек по имени Жан Лазар и, будучи потрясен талантом Марии, взял ее под свое крыло. Он вложил в ее предприятие деньги и с тех пор непрерывно опекал ее. В 1976 году, успешно преодолев все препятствия, он окончательно «раскрутил» ее, устроив первый показ моделей Казарес.

Линдсей смотрела на Роуленда с немым восхищением.

– Просто великолепно. Ну, и как, веришь ли ты этой версии?

– Ни на грош. По-моему, Испания и Балансиага введены только для отвода глаз, а вся история выдумана от начала до конца.

– Я согласна, это привлекает внимание к личности Марии Казарес и в то же время оставляет без ответа множество других вопросов. К примеру, если Лазар – не француз, а акцент в его речи никогда не был чисто французским, то откуда же он – с Корсики? Или из какой-нибудь бывшей французской колонии вроде Алжира? А может, он португалец? Или испанец? В отношении его выдвигались все эти версии, но если одна из них верна, то почему же ее не признать? Что они пытаются скрыть? В свое время Лазар намекал, что его семья каким-то образом связана с Корсикой и что он не получил должного образования. Как же в таком случае он сколотил капитал, необходимый для того, чтобы создать для Казарес целый дом моды? Ответа на этот вопрос не знает никто.

– Но у тебя, судя по всему, существуют какие-то догадки?

– Я думаю, в нашем распоряжении есть нечто большее, чем просто догадки, Роуленд.

– На самом деле? – Роуленд пристально смотрел на собеседницу. – Это, видимо, что-то очень серьезное. Ты на глазах преобразилась: так и светишься.

– Это, наверное, из-за огня в камине, – парировала Линдсей. – И я действительно чувствую возбуждение. На протяжении всего уик-энда я чувствовала, что права в своих догадках.

– И – молчала!

– Просто не хотела тебе мешать. У тебя же был аврал, тебе с Джини и Максом нужно было поработать. Кроме того, я не была уверена, что тебе это будет интересно.

– Мне интересно, – сказал он. – Крайне интересно. Итак, объясни, что ты имела в виду.

– Хорошо. – Линдсей снова перевела взгляд на зеленую папку. Роуленд пододвинул свое кресло поближе к ней. На стенах, обитых деревянными панелями, плясали отблески огня.

– Ваши сотрудники поработали на славу, – неторопливо начала женщина. – В этой подборке есть даже такие вырезки, которые ни разу не попадались мне на глаза. Я начала писать о моде в 1978 году, а на первый парижский показ попала лишь в 1984-м. Именно поэтому я в первую очередь обратила внимание на статьи, посвященные ранним демонстрациям моделей Казарес – моделей, на которых, собственно, она и сделала себе имя. Разглядывая снимки тех лет, я наткнулась вот на этот. Он сразу же привлек мое внимание. Это – вечернее платье, созданное Марией Казарес в 1976 году. Фотография – из американского журнала мод «Харперз базар».

Линдсей извлекла из папки вырезку, о которой только что говорила, и Роуленд наклонился поближе, чтобы рассмотреть ее.

– Никто, кроме нее, не мог сделать такое платье, Роуленд. Ни Лакруа, ни даже ранний Сен-Лоран. Оно могло появиться на свет только под руками Казарес. Ее почерк – в каждой детали этого наряда. Это платье – часть ее «русской коллекции», по крайней мере, под таким названием ее запомнили. Взгляни на линии этой пышной юбки. А какой чудесный цвет! Глубокий темно-зеленый, напоминающий морские водоросли. Обрати внимание на то, как отделаны швы – узкой тесьмой из черного бархата. Посмотри на золотую и зеленую парчу на рукавах, как подчеркивает ее причудливые изгибы меховая оторочка. Видишь? Корсаж и рукава задуманы таким образом, что плечи кажутся уже, а…

Роуленд зевнул, и Линдсей осеклась на полуслове.

– Сосредоточься, Роуленд, прошу тебя. Это очень важно. Если ты не прочувствуешь этого, то не поймешь и того, о чем я собираюсь тебе рассказать. А теперь скажи, что ты видишь перед собой.

– Мне не нравится этот тюрбан на голове манекенщицы. Он выглядит глупо.

– Забудь о тюрбане, Роуленд. Смотри на платье. Постарайся рассмотреть его составные части, попробуй понять его язык, прислушайся к истории, которую рассказывает этот наряд. Разве она не романтична, разве не заставляет тебя думать о балах в Санкт-Петербурге? Вспомни… – Линдсей мучительно рылась в собственной памяти. – Вспомни «Войну и мир», сцену бала, Наташу Ростову, едущую на санях по заснеженным улицам.

В глазах Роуленда зажегся огонек. Похоже, Линдсей сумела добиться своего.

– Да, – задумчиво проговорил он, – я начинаю понимать. Значит, ты читала «Войну и мир»?

Линдсей вздохнула.

– Возможно, я и не читала классиков в Оксфорде, но не настолько уж я необразованна, Роуленд. Конечно же, я читала «Войну и мир». Я много читала и продолжаю читать.

Роуленд с любопытством посмотрел на нее.

– Правда? – спросил он. – А что ты читаешь сейчас? Линдсей потупилась. На тумбочке рядом с кроватью у нее постоянно находилась кипа книг, которые она собиралась прочитать и до которых никак не доходили руки. А на самом верху лежал толстенный роман из разряда дорожного чтива – шестьсот страниц любовных переживаний и драм, которые Линдсей читала каждый день перед сном. Возможно, автору недоставало изящества стиля, но сюжет был захватывающим, а персонажи – вполне жизненными. Страсти в клочья – на каждой странице. В прошлый четверг на пятисотой странице умер один из героев. Линдсей даже плакала.