Книга Жемчужина страсти - Юдифь Готье

После представления нескольких отрывков из пьесы, рисовавшей сцены из жизни Ононо-Комати, играли забавную интермедию.

Действие происходит в общественных банях, где, согласно обычаю, мужчины и женщины, совершенно голые, моются вместе. Они рассказывают друг другу всевозможные забавные анекдоты и делают тысячи шалостей. Вот приходит беременная женщина, у которой вскоре начинаются роды. Она испускает сильные крики и наконец производит на свет толстого мальчика. Моющиеся мужчины и женщины встречают это рождение беспорядочным хороводом.

Наконец началась Тайко-Ки.

Когда занавес поднялся, на сцене открылся военный лагерь. Посреди него стояла палатка главнокомандующего, она была выше других. Являются гонцы, они в смятении и сильно жестикулируют ногами и руками.

— Вождя, вождя! Мы хотим его видеть немедленно! — кричат они.

Тогда поднимается драпировка палатки и является Тайко. Нарико-Ма точно воспроизводит осанку и костюм изображаемого героя. Публика выразила свое одобрение. Для тех, которые в молодости видели знаменитого сегуна, он явился как живой.

— Чего от меня хотят? — сказал Тайко.

Посланные не осмеливаются говорить.

— Ну, что ж! — сказал Тайко, нахмурив брови и хватаясь за саблю.

— Вот в чем дело: пока ты бьешь врагов страны, Митсу Фидэ, которому ты поручил управление государством, захватил власть.

При этой вести лицо Тайко поспешно выражает удивление, беспокойство, гнев. Один человек держит на деревянном шесте горизонтально фонарь, который подносит к лицу актера, чтобы публике виднее была его мимика.

— Едем! Едем! — вскричал он. — Только мое присутствие может восстановить порядок во дворце.

Он поручает командование войсками одному из своих генералов и уходит со сцены через партер, скрываясь за складками драпировки.

Сцена повернулась на своей оси и представила внутренность пагоды.

Входит Тайко. Он желает отдохнуть и провести ночь в пагоде. Ему доложили, что Митсу-Фидэ только что приехал со своей матерью и женой. Они путешествуют и остановились здесь. Тайко отскакивает назад.

— Мой враг так близко! — вскричал он. — Надо бежать! Нет, лучше переодеться.

Он велел подать себе бритву, сам себе выбрил всю голову и надел одежду бонзы. Не успел он ее застегнуть, как явился Митсу-Фидэ. Он бросил недоверчивый взгляд на Тайко. Последний, чтобы придать себе уверенный и спокойный вид, начал напевать наивную песенку, известную во всем государстве:

«С вершины горы я смотрю вниз, в долину.

Там цветут огурцы и бадиджаны[27],

подавая надежду на хороший сбор».

— Иди сюда, бонза! — сказал Митсу-Фидэ. — Моя мать устала с дороги, нужно приготовить ванну.

— Кто подумал бы, что я явился сюда, чтобы стать банщиком! — вскричал Тайко, обращаясь к публике с выражением лица, которое было передано как нельзя более удачно.

— Я повинуюсь, — прибавил он громко.

Ванна отделялась от комнаты, представленной на сцене, только рамой, оклеенной промасленной бумагой. Тайко приготовлял ванну, забавляя в то же время публику тысячами странных размышлений, которые он сопровождал соответственными ужимками.

Мать Митсу-Фидэ появилась на сцене и спрашивает, готова ли ванна.

Получив утвердительный ответ от мнимого бонзы, она скрывается за перегородкой. Но Митсу-Фидэ узнает, что Тайко в пагоде. Он взбегает, взбешенный, с громкими криками, и спрашивает, где его враг.

— Он в ванной в данную минуту, — сказал бонза.

— Он от меня не уйдет.

Во время этой сцены Тайко скрывается.

Митсу-Фидэ срезает в саду длинную бамбуковую трость, заостряет конец и обжигает его на бронзовом очаге, потом он идет к раме, отделяющей ванну, и протыкает бумагу. Но, думая убить врага, он убивает свою мать.

— Что я наделал! — кричит он с ужасом, услышав женский вопль.

— Ты убил свою мать! — говорит, входя, молодая жена Митсу-Фидэ, бледная от ужаса и дрожа всем телом. Затем она запела:

«Покайся, покайся, пока она умирает.

Это жестокая смерть, причиненная твоею рукой,

есть небесная кара.

Не говорила ли я тебе: берегись,

не изменяй своему государю?

Ты похитил власть.

Видишь, до чего довело тебя честолюбие.

Ты убил свою мать; покайся же,

по крайней мере, пока она умирает».

— Увы! Увы! — воет матереубийца. — Покинем эти проклятые места, бежим, угрызения совести разрывают мне сердце. Три дня я стоял у власти; наказание ужасно. Я собственноручно убил свою мать, я не могу этому поверить!

Он бросается в ванную, затем выбегает оттуда со всеми признаками отчаяния, близкого к сумасшествию.

Сцена еще раз поворачивается и представляет поле. Тайко, в военном костюме, окруженный солдатами, подкарауливает своего врага, который хочет убежать. Митсу-Фидэ проходит по сцене с небольшой свитой, его окружают солдаты Тайко. Последний произносит длинную речь, полную упреков, обращенных к его недостойному слуге, и приказывает заковать его в цепи и увести в плен.

Занавес опустился, представление окончилось. Пьеса очень понравилась публике. В некоторых положениях нашли сходство с событиями, которые только что взволновали страну, и часто мысленно на место Митсу-Фидэ ставили Гиэяса.

Все выходили из театра очень довольные. Впрочем, не все. Фидэ-Йори ощущал на душе смертельную тоску. Молодой девушки не было на представлении. Нагато тщетно старался утешить своего друга.

— Я никогда не увижу ее больше! — сказал сегун. — Я надеялся, что наконец найду счастье в жизни, но несчастье преследует меня. Слушай, друг! — прибавил он. — Мне хочется умереть. Все мучает меня. Поведение матери, ее безумная расточительность на наряды, выставляемые публично, наполняют мое сердце горечью. Несколько раз, когда я слышал возгласы этого солдата, которого та имеет слабость любить, я готов был броситься в эту ложу, ударить его по лицу, а ее прогнать с гневом, которого заслуживает такое забвение приличий. А потом мой гнев остывал, уступая место любовной мечте, которая овладела мною. Я надеялся, что она явится, эта молодая девушка, в которой заключается вся моя надежда, я жадным взором обводил зал. Ее не было! Все кончено, все представляется печальным моему уму, и я хотел бы отделаться от этой жизни, которую она мне спасла!

Омити

Настала зима. Знойные дни сменились морозами. Небо пепельного цвета, казалось, поменялось видом с землей, сверкавшей белизною в своем снежном одеянии.

Пустынный морской берег возле предместья Осаки был покрыт, как ватой, густым слоем девственного снега. Волны, в которых отражались темные облака, походили на чернила. Там и тут возвышались скалы, снег хлопьями висел на их выступах. Чайки, подгоняемые ветром, хлопали крыльями, на этой белизне они казались серыми и грязными.