Книга Имбирь и мускат - Прийя Базил

С приближением очередного собрания Карам осознал, что выступать придется ему. Он решил взять у Найны небольшое интервью и рассказать людям о ее опыте.

— Кому интересно, кем работает Найна? — удивилась Сарна.

— Найна тут ни при чем. Многим будет полезно узнать, что значит быть медсестрой. Это поможет им взглянуть на жизнь с другой стороны, — ответил Карам.

В конечном счете речь и в самом деле получилась о Найне, ведь все сведения он получил сквозь призму ее доброты, отчего у Карама сложилось впечатление, будто молодая женщина занимается благороднейшим делом на свете. «Ты даже не представляешь, какой у нее тяжелый труд!» — поделился он с Сарной. Та только пожала плечами, словно давно об этом знала: «Мы с сестрами никогда не боялись работы и всегда жертвовали собой ради других».

Перед выступлением Карам несколько раз репетировал речь перед зеркалом. Он впервые говорил на публику и сильно волновался, хотя знал, что соберутся только близкие и друзья. В пятницу Карам тщательно выгладил рубашку и перемерил три галстука. Сарна только посмеивалась: «Посмотри на себя! Ты президент гурудвары, а трясешься, как мальчишка!» Речь удалась на славу. Карама засыпали похвалами, а кое-кто даже попросил его выступить еще раз. Так, с простой необходимости заполнить пятничный вечер, началась ораторская карьера Карама.

Он стал регулярно выступать на собраниях общества. За несколько лет Карам осветил множество вопросов: религиозных, общественных, исторических. Он выбирал интересную тему и читал все, что было с ней связано, поэтому речи получались пламенные и содержательные. Поднаторев в публичных выступлениях, Карам начал поднимать более отвлеченные вопросы, например, говорил о природе любви и о значении семейных уз. Прихожанам нравились эти беседы, Карам же всегда был недоволен, ведь та, к кому он взывал — одна-единственная женщина, — не ценила его стараний.

Раджан, давно собиравшийся заглянуть в гурудвару и послушать отца, пришел в тот вечер, когда Карам выступал на тему «Гнев». Он сел рядом с матерью посреди толпы из добрых шестидесяти человек. Его пенджабский заметно ухудшился от недостатка практики, но понимать речь он мог. Карам оглядел всех присутствующих и начал: — Каждый человек хоть иногда злится. Ральф Эмерсон писал: «Мы все вскипаем при разных температурах». Если не следить за своим гневом, он может навредить нашей работе и отношениям с другими людьми и, самое главное… — он смотрел на Сарну, — нашему здоровью. Меня поразили слова Бернарда Шоу: «Воспитание мужчины или женщины проверяется тем, как они ведут себя во время ссоры». Верно подмечено! — Карам снова посмотрел на жену. Его брови собрались и выгнулись, точно птицы, летящие к горному пику тюрбана. — Будда велит нам остерегаться гнева, ибо «мысль проявляется в словах. Слова проявляются в поступках. Поступки становятся привычками. Привычка превращается в характер». — Взгляд украдкой на Сарну. — «Поэтому следи за своими мыслями и делами». Когда я прочитал это, то решил, что не буду писать речь, а просто раздам вам копии страницы и скажу: «Давайте полчаса посидим и подумаем над этими строками». Многие выдающиеся писатели и политики изрекали мудрые слова о гневе, и я бы хотел поделиться с вами их соображениями. — Карам продолжал читать. Его личные комментарии служили только для связи между цитатами. Собирая материал для выступления, он был поражен проницательностью других людей и решил, что будет разумнее спрятаться за их словами. — Когда я изучал литературу на тему гнева, то наткнулся на прекрасное суждение Элеонор Рузвельт: «Женщина как пакетик чая. Вы никогда не узнаете, насколько она крепка, пока не опустите ее в горячую воду». — Собравшиеся засмеялись. Даже те, кто со скукой поглядывал на часы, не сдержали улыбки. Какой-то задремавший старичок внезапно дернул головой и проснулся. Одной Сарне не было дела до Карама. Она его не слушала, поэтому не могла понять, для кого Карам подбирал эти цитаты. Опустив глаза, Сарна барабанила по незримой пишущей машинке своего воображения.

Раджан заметил, как она поглощена собой, и задумался о разнице между родителями. Всегда любознательный Карам и по сей день изучал жизнь, стремился к новому. В свои шестьдесят отец был по-прежнему высок и крепок — долгие годы он прямо сидел за столом, чтобы не помять рубашку. Сарна, напротив, погибала от знаний, безуспешно пытаясь изгнать духов прошлого. И если Карам искал вдохновения в путешествиях, книгах и общении с другими людьми, то Сарна замкнулась в своем тесном кулинарном мирке. С помощью готовки она хотела переиначить жизнь. Ее губы истончились, уголки опустились вниз, словно устав от ежедневных жалоб. Глаза запали, будто хотели укрыться от мира, который так и не пожелал соответствовать ее требованиям. В блеклом, некогда манящем взгляде читалась безысходность: Сарна не смогла убежать от своих демонов. У нее печальное лицо, вдруг осознал Раджан. И все же оно величественное, царственное и упрямое. Кожа на нем по-прежнему безупречна: ни одной морщинки. Несмотря на грузное телосложение, Сарна, без сомнения, была самой привлекательной женщиной в гурудваре. Она одевалась ярко и с шиком, оставив более спокойные тона и фасоны своим современницам. Это уменьшало, хотя не скрывало полностью урон, нанесенный ей годами ошибочных решений.

— Напоследок, — подытожил Карам, — я бы хотел прочесть вам чудесные слова Томаса Джефферсона: «Если ты разгневан, то, прежде чем говорить, сосчитай до десяти; если сильно разгневан — до ста».

— Отличное выступление, пап. Мне очень понравилось, — сказал Раджан, подойдя к отцу, когда все направились в столовую.

Не умея принимать комплименты, Карам от них уклонялся.

— О, ты бы справился гораздо лучше. Ты ведь человек образованный. Я столько раз просил тебя сказать речь. Например, о законах.

— Я уже давно не специалист по праву, — с досадой и раздражением ответил Раджан.

— Ну, или о рекламе, — попытался загладить вину Карам. — Приходи и расскажи нам о рекламе.

Сын предпочел сменить тему разговора:

— Я заметил, что твои слова не очень-то подействовали на маму.

— Она сказала что-нибудь? Думаешь, она все поняла?

— Нет, вряд ли. Она… была слишком занята собой, чтобы слушать.

— Ох, как всегда. От моих выступлений Сарне никакого проку, — посетовал Карам. Множество раз он писал речи специально для нее, пытаясь объяснить то, что не мог сказать лично. — Ей неинтересно. Я не знаю, где она витает. Мы беседовали о депрессии, диете, гордости — сколько всего полезного она могла бы почерпнуть для себя! — Он свернул бумаги в трубочку. — «На твоем месте я бы обратил внимание на сегодняшнюю лекцию», — говорил я сотни раз. Она же просто сидит и ничего не слышит. Все речи на пенджабском, мысли доступные — почему бы ей не узнать что-нибудь новое? Не понимаю, — Карам похлопал трубкой по ладони. Сегодня Сарна была ему чужой, как никогда.

27

— Ох-хо, махарани постелила для себя красную дорожку! — заметила Персини, поднимаясь на крыльцо дома по Эльм-роуд. — Никак короля ждете? — с усмешкой бросила она Сарне, которая встречала гостей у порога.