Книга Оскорбление нравственности - Том Шарп

Коммандант Ван Хеерден, который к этому моменту уже всесторонне взвесил идею превращения черных в белых при помощи электрошока, высказался в том смысле, что если бы подобное было в принципе возможно, то уже тысячи черных давным-давно должны были бы превратиться в белых.

— Мы всегда применяли против них электрошок, пояснил он. — Это часть нашей обычной процедуры допроса.

На преподобного Шлахбалса слова комманданта не произвели никакого впечатления.

— Но это же совсем другое дело, — возразил он, — наказание полезно для души. А то, о чем говорит доктор, — это вмешательство в сотворенное самим Господом.

— По вашему мнению. Бог предопределил, чтобы эти полицейские оставались гомиками? — спросил коммандант.

— Безусловно, нет, — ответил священник. — Я только хочу сказать, что доктор не имеет права использовать средства науки, чтобы изменить этих людей. Это может быть сделано только посредством моральных усилий. Усилий, которые должны приложить мы. Надо помолиться. Я сейчас пойду в зал, встану на колени и…

— Пожалуйста, — сказал коммандант, — но я не отвечаю за последствия.

— …И помолюсь за то, чтобы Господь простил им их прегрешения, — закончил священник.

В конце концов было решено, что надо испробовать оба способа одновременно. Доктор фон Блименстейи будет проводить свой курс лечения, а преподобный Шлахбалс проведет специальную службу, чтобы вызвать духовное обновление полицейских. Совместные усилия увенчались полным успехом. Правда, поначалу преподобному Шлахбалсу было довольно трудно приспособиться к тому, чтобы читать свою проповедь под аккомпанемент демонстрируемых над его головой слайдов голых мужиков, черных и белых, тем более что размеры изображения были вдвое больше роста священника. И подпевали собравшиеся в зале поначалу тоже довольно скверно. Но доктор фон Блименстейн быстро схватила ритм и стала наиболее энергично нажимать на кнопку как раз тогда, когда по ходу службы надо было взять высокую или сильную ноты. Привязанные к стульям двести десять полицейских давали в такие моменты столь страстный выход своим чувствам, что преподобный Шлахбалс был в восторге.

— Я уже и не помню, когда мне доводилось служить перед столь непосредственными и искренними прихожанами, — говорил он преподобному Дидерихсу, который пришел сменить его через три часа.

— Пути Господни неисповедимы, — ответил преподобный Дидерихс.

Та же мысль пришла в голову и Аарону Гейзенхеймеру, пребывавшему в это время уже в Форт-Рэйпире. Правда, неисповедимость путей он отнес на счет не столько Бога, сколько истории, ход которой был не менее таинственным. Появление одиннадцати пациентов, о состоянии разума которых можно было судить хотя бы по тому, что политическая ситуация на Юге Африки подвигла их на попытку самоубийства, преуспеть в которой им не хватило сообразительности, — появление этих пациентов дало видному марксисту пищу для размышлений. К этому же его подталкивало и поведение больничных властей, которые не только не чинили никаких препятствий тому, чтобы он познакомил соседей по палате со всеми тонкостями диалектического материализма, но, кажется, стремились прямо подтолкнуть его к этому. Размышляя над столь необыкновенным поворотом в своей судьбе, он пришел к выводу, что полиция хочет получить против него дополнительные материалы и организовать новый судебный процесс. Правда, он никак не мог взять в толк, зачем все это нужно, когда он и так приговорен к пожизненному заключению. Но, каковы бы ни были мотивы, которыми руководствовались тюремщики, Гейзенхеймер решил, что не станет плясать под их дудку, и решительно воздерживался от обсуждения любых вопросов, касающихся коммунизма, со своими новыми товарищами. Однако, чтобы дать выход своей склонности к общению, которая и раньше-то была велика, а за шесть лет одиночного заключения усилилась еще больше, он начал обучать своих соседей по палате Библии и добился в этом таких успехов, что всего за неделю избавил их от суицидального синдрома и обратил в убежденнейших христиан.

— Черт бы его побрал, — выругался коммандант, когда доктор фон Блименстейн рассказала ему, что Гейзенхеймер не желает делать то, чего от него ожидали. — Я думал, этот паршивец счастлив будет отравить их мозги марксизмом. А на черта нам двенадцать ревностных христиан: их же за это на скамью подсудимых не отправишь?!

— Ну почему же, — заметила врачиха, — в конце концов вы ведь арестовывали и отдавали под суд архиепископа Йоханнесбурга.

— Там было другое дело, — объяснил коммандант, — архиепископ был коммунистом. — Он попытался найти какой-нибудь выход из положения: — А нельзя эту скотину загипнотизировать или что-нибудь в этом духе?

Доктор фон Блименстейн не видела в этом никакой практической пользы.

— Ну пусть он заснет, вы его загипнотизируете, и он проснется уже коммунистом, — сказал коммандант. — Под гипнозом можно добиться чего угодно. Я как-то видел, как гипнотизер превратил человека в бревно и даже сел на него.

— Но с представлениями и убеждениями человека при помощи гипноза ничего добиться невозможно, — заметила доктор фон Блименстейн. — Невозможно заставить человека сделать под гипнозом нечто такое, чего он бы не стал делать сам, без гипноза. Нельзя заставить его поступать вопреки его собственным моральным убеждениям.

— Не думаю, чтобы тот парень, про которого я говорил, хотел бы сам, без гипноза, стать бревном, — возразил коммандант. — А что касается моральных убеждений, то, по-моему, у ваших самоубийц много общего с коммунистами. Все коммунисты, с которыми мне доводилось сталкиваться, непременно выступали за то, чтобы предоставить черным право голоса. Что это, скажите на милость, если не склонность к само убийству?

На прощание коммандант предупредил доктора фон Блименстейн, что необходимо как можно быстрее найти какой-то выход.

— Скоро из Претории приедет бригада следователей, и тогда все мы окажемся в дерьме, — сказал он.

Ближе к вечеру того же дня у комманданта опять возник спор с преподобным Шлахбалсом, на этот раз из-за намерения врачихи ввести в процесс излечения процедуру демонстрации гомикам изображений обнаженных женщин.

— Доктор хочет привезти сюда девушек из стрип-клубов Дурбана, чтобы те выступили перед полицейскими, — пожаловался преподобный Шлахбалс. — Говорит, что хочет проверить реакцию парней. Я категорически против этого.

— А что, по-моему, неплохая мысль, — заметил коммандант.

Священник осуждающе посмотрел на него.

— Возможно, — сказал он, — но я все-таки против. Мужчины — это еще куда ни шло, но обнаженные женщины — это совсем другое дело.

— Ну пусть будет так, как вы предпочитаете, — махнул рукой коммандант. Преподобный Шлахбалс покраснел.

— Я вовсе не это имел в виду, — сказал он и вышел.

Коммандант разрешил доктору фон Блименстейн провести предложенный ею тест, и под конец дня несколько девиц из Дурбана выступили перед полицейскими со своими обычными номерами. Сержант Брейтенбах ходил в зале между рядами с резиновой дубинкой в руках, следя за тем, чтобы все реагировали на представление так, как надо.