Книга Белая гардения - Белинда Александра

Пассажиров, получивших багаж, направляли к зданию, где над входной дверью было написано краской: «Иммиграционный департамент Австралийского Союза». Я поняла, как нам с Ириной повезло, что в Австралию мы прилетели на самолете. Хотя между Манилой и Дарвином перелет был тяжелым, и целом путешествие оказалось быстрым, и к тому же мы были единственными пассажирами на борту. Люди, покидавшие корабль, выглядели измученными и нездоровыми. Через час они начали выходить из здания, направляясь в сторону поезда.

— Неужели все они сюда поместятся? — удивилась Ирина.

— Конечно, нет, — сказала я. — Мистер Колрос говорил, что поездка до лагеря будет долгой.

К своему ужасу, мы увидели, как начальник станции собрал всех пассажиров в круг, как скот, и отдал команду заходить.

Локти, ладони и чемоданы загородили наше окно, когда люди, толкаясь, начали пробираться к входу. В отличие от нас, на европейцах было слишком много одежды. Кажется, на всех было по две куртки и по нескольку платьев или рубашек. Можно было подумать, что они решили сэкономить место для багажа, надев на себя всю свою одежду. В дверях купе возник мужчина в костюме в тонкую полоску. Несмотря на то что он выглядел довольно молодо, у него были совершенно седые волосы.

— Чи есть вольне мийсце? — спросил он. — Чи пани розумие по польску?

Я знала несколько фраз на польском языке, который похож на русский, но о том, что мужчина искал свободное место, мне пришлось догадаться. Я кивнула и жестом пригласила его войти. За ним вошли женщина и старуха в двух платках, завязанных на голове один поверх другого.

— Пржепрашам, — сказала старуха, усаживаясь рядом со мной. Но мои познания в польском уже исчерпались. Она посмотрела мне в глаза. Мы разговаривали на разных языках, но у нас обеих был одинаково обеспокоенный взгляд.

Трое чехов опустили чемоданы прямо в проходе и стали между полками купе. На рукаве одного из мужчин было темное пятно в форме звезды. Я слышала о том, что было с евреями в Европе, и эти рассказы относились к тому небольшому списку вещей, благодаря которым моя собственная жизнь переставала казаться ужасной.

Из-за того, что в купе набилось слишком много людей, вскоре сделалось душно, и Ирина открыла окно, чтобы впустить свежий воздух. Одежда наших спутников источала запах сигаретного дыма, пота и пыли. Лица после длительной поездки были изможденными и бледными. Мое платье, как и платье Ирины, пахло морской солью и авиационным топливом. Наши волосы выгорели на солнце и стали жирными у корней. Три дня мы не имели возможности помыться.

Когда в вагон зашла последняя группа пассажиров, нам снова открылся вид из окна. Рассвет уже вступал в свои права, выхватывая из полумрака гранитные детали зданий, которые мы не могли рассмотреть в темноте. В деловом районе Сиднея дома в стиле модерн и ар деко казались не такими высокими, как в Шанхае, но небо над ними было чистейшего голубого цвета. Я заметила красные крыши домов, разбросанных вдоль берега. На воде поблескивали золотые лучи восходящего солнца. Какими красивыми были эти отблески! Я сложила ладони и поднесла к губам. Ничего похожего раньше мне не доводилось наблюдать. Какой удивительный цвет! Наверное, в такие же тона окрашены глаза русалок.

Начальник станции взмахнул флажком и дал свисток. Поезд тронулся. Запах угля был еще более невыносим, чем воздух в купе, поэтому Ирине пришлось закрыть окно. Когда поезд покинул порт, все прильнули к окну, чтобы рассмотреть город. Сквозь доступный мне кусочек стекла я разглядела довоенные машины, которые в старых традициях неспешно двигались по улицам, где не было никаких пробок, беспрерывных гудков и рикш, как в Шанхае. Поезд проехал мимо многоквартирного здания. Я увидела, как открылась парадная дверь и на пороге появилась женщина в белом платье, шляпе и перчатках. Она словно сошла с рекламы модных духов. Образ женщины наложился на впечатление от гавани, и меня в первый раз охватил восторг от этой страны.

Но уже через несколько минут за окном стали мелькать ряды асбестоцементных домов с крышами из белой жести, окруженных запущенными садами, и мой восторг сменился чувством безысходности. Оставалось надеяться, что в Сиднее, как и во всех других крупных городах, рядом с железнодорожными путями жили только самые неимущие люди. Вид из окна лишний раз напоминал, что мы находимся не в Америке. Джин Келли и Фрэнк Синатра не будут танцевать на улицах этого города. Здесь не было ничего похожего на Эмпайр-стейт-билдинг, статую Свободы или Таймс-сквер. Лишь улицы изящных домов да мост.

Полька, что была помоложе, достала из сумки какой-то сверток, замотанный в тряпку. К запаху пота примешался запах хлеба и вареных яиц. Она предложила мне и Ирине по бутерброду с яйцом. Я с благодарностью приняла это нехитрое угощение. Мне очень хотелось есть, потому что я не завтракала. Даже Ирина, у которой из-за гриппа совершенно не было аппетита, улыбнулась и взяла протянутый кусочек хлеба.

— Смачнего, — сказала Ирина. — Bon appetit.

— Сколько языков ты знаешь? — спросила я у нее.

— Ни одного, кроме русского, — ответила она, улыбаясь. — Но я пою песни на немецком и французском.

Я снова повернулась к окну и заметила, что вид опять изменился. Теперь мы проезжали мимо полей, где рядками росли помидоры, морковь и зелень. Над полем летали птицы. Фермерские дома казались маленькими и одинокими и почти не отличались от хозяйственных построек во дворах. Мимо нас проносились железнодорожные станции. Можно было подумать, что они заброшены, если бы не аккуратные клумбы с розами перед ними и тщательно покрашенные знаки.

— Вполне вероятно, что Иван тоже будет в лагере, — задумчиво произнесла Ирина.

— Мельбурн намного южнее, — заметила я.

— Тогда нам нужно как можно скорее написать ему. Вот он удивится, что и мы оказались в Австралии!

Слова Ирины напомнили мне о последних неделях на острове Тубабао, и я беспокойно заерзала на месте. Я сказала ей, что обязательно напишу Ивану, но это обещание прозвучало как-то неубедительно даже для меня самой. Ирина бросила на меня внимательный взгляд, но не сказала ни слова. Она плотнее укуталась в одеяло и откинула голову на спинку сиденья.

— А куда мы вообще едем? Мне бы хотелось жить в городе. — Подруга зевнула и уже в следующую секунду начала дремать.

Я покрутила в руках застежку своей сумочки. Как удивительно, что эта изящная вещица, лежащая у меня на коленях, проделала вместе со мной весь путь от Шанхая до Австралии! А теперь, как и я, она направлялась в лагерь для беженцев, затерянный где-то на бескрайних просторах незнакомой страны. Впервые я взяла в руки эту замшевую сумочку, когда собиралась пойти с Любой на обед в женский клуб. Это произошло еще до измены Дмитрия, когда я и подумать не могла, что мне придется жить не в Китае, а в каком-то другом государстве. Кожа на сумочке выгорела под жарким солнцем Тубабао и протерлась с боков. Я прикоснулась к шраму на щеке и подумала: «Неужели я живу одной и той же судьбой с этой вещью?» Я открыла застежку и провела пальцами по матрешке, которая лежала внутри. Вспомнив день, когда у меня забрали мать, я стала размышлять о том, что она могла увидеть по пути в Россию. Неужели и ей все казалось таким же чужим, как сейчас мне, наблюдающей за пейзажем, который проплывал за окном?