Книга Александр Македонский. Наследник власти - Неля Гульчук

– Кассандр сейчас ищет дружбы со мной, – задумчиво произнес Птолемей. – Понимаешь, Селевк, времена изменились. Друзья становятся врагами, враги – друзьями. Может быть, и стоит вступить с ним в союз.

– Он первым пришел ко мне в Пелле и протянул руку дружбы. Но я бы от такого союза воздержался.

– Посмотрим, – вздохнул Птолемей. – В ближайшее время я поеду в Пеллу. Навещу мать, Лага и брата Менелая. Ведь я не видел их более десяти лет. Потом вернусь в Египет и решу вопрос с Сирией и Кипром. Может быть, ты дождешься меня в Пелле?

– Нет, я пробуду там не более двух-трех дней. Слишком много дел в Вавилоне…

На безлунном небе сверкали яркие звезды. Между колоннами, увешанными гирляндами из свежих лотосов, медленно танцевали девушки в длинных прозрачных одеждах. Черные волосы, заплетенные в многочисленные тонкие косички, развевались по их плечам, широкие браслеты из разноцветных стеклянных бусинок охватывали запястья. В стороне юные египтянки играли на музыкальных инструментах: флейтах, многострунных арфах, лютнях. Такт отбивали ударные: небольшие барабаны и тамбурины. Танцующие девушки тоже отбивали такт – хлопаньем в ладоши и пощелкиванием пальцами.

Танцы окончились. Девушки уступили место молодому певцу. Низкий бархатный голос разлился по залу:

– Проведи день весело. Возложи цветы лотоса на голову своей прекрасной возлюбленной. Пусть музыка и пение войдут в твой дом и наполнят его радостью.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Апама проснулась, когда первый солнечный луч проник сквозь задернутые занавески и коснулся ее лица. Зима в Македонии заканчивалась, весна приближалась. Солнце все чаще заглядывало в окна. Апама любила подниматься на рассвете, когда все остальные еще крепко спали. Часто ее будил плач Антиоха из соседней комнаты. Но в это солнечное утро в доме было тихо. Персиянке, привыкшей к жаркому климату, нравилось яркое утреннее солнце, даже зимнее. Она любила наблюдать, как коврики, украшающие стены большого дома Антиоха, постепенно расцветают яркими красками. В ее покоях было тепло и уютно. В небольших металлических жаровнях потрескивал огонь. Апама долго лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь тишиной и ласковым прикосновением солнечных лучей. Но вскоре тоска завладела ее душой. Она снова, вот уже более четырех месяцев, просыпалась не в своем дворце в Вавилоне, а в доме знатного македонянина Антиоха. Этот дом очень уступал в роскоши дворцу Селевка в Вавилоне. Он был значительно меньше, все в нем казалось маленьким, неудобным, однообразным и чужим. Еда, которую здесь подавали, была слишком грубой после изысканной и разнообразной пищи знатных вавилонян. Все разговоры в доме сводились к мелким сплетням, обсуждению блюд и восхвалению воинских подвигов непобедимых македонян. Громкий смех и грубые шутки мужчин, большую часть жизни проводивших в походах, раздражали. В их характерах отсутствовали мягкая утонченность и любовь к лести, свойственные персам. Македоняне презирали персов за изнеженность и греков за любовь к прекрасному и возвышенному. Хотя Антиох, Лаодика и Диодимия относились к Апаме с почтением, она чувствовала: к ней внимательно присматриваются. Ведь она в этом доме чужая и непонятная, короче говоря – варварка.

В обширной библиотеке отца Селевка Апама изучала учения философов Эллады, пыталась понять глубокий смысл греческих трагедий. И хотя дни были заняты, тоска по мужу ни на минуту не покидала ее…

Вчера вечером Лаодика неожиданно разоткровенничалась.

– Я хочу открыть тебе одну тайну.

– Тайну? – насторожилась Апама. – Мне?

– Да. Только тебе.

– Об этой тайне не знает даже твой муж?

– Нет, Антиох знает. Только он. Я никому больше не рассказывала о своем сне.

– Почему?

– Доверять людям стало крайне опасно. Они часто идут наперекор воле богов.

Лаодика рассказала Апаме о своем давнем сновидении, еще до ухода Селевка на Восток. Это сновидение, по ее твердому убеждению, было явным предзнаменованием царской власти. Лаодика во сне нашла кольцо и передала его сыну, которому предстояло получить власть там, где он это кольцо потеряет. Это был перстень с печатью, на которой был выгравирован якорь. Селевк потерял его в долине Евфрата…

– Лаодика, но ведь ты никогда не была в тех местах, – удивилась Апама. – Почему ты решила, что это долина Евфрата?

– Так сказал голос Пифии в моем сне, – уверенно заявила Лаодика. – И еще прорицательница сказала: «Твой сын, Лаодика, будет провозглашен царем в городе, который Александр изберет своей столицей».

– Это Вавилон! – воскликнула Апама. – Я не сомневаюсь, что Селевк будет там царем.

– А у тебя почему такая уверенность?

– Так предсказали наши жрецы. Они редко ошибаются.

– Собирая сына в поход на Восток, – продолжила Лаодика, – я вручила ему кольцо с выгравированным на нем якорем.

– Я никогда не видела такого кольца у Селевка, – изумилась Апама.

– Не видела потому, что, когда армия Александра приблизилась к Вавилону, Селевк перед вступлением в город потерял кольцо.

Женщины впервые за все время отсутствия в Пелле Селевка дружески беседовали. Апама передала Лаодике рассказ мужа о былых событиях.

– Когда Селевк приближался к Вавилону, его конь споткнулся о камень. Камень раскололся. Небольшой отколовшийся кусок имел форму якоря. Птолемей, оказавшийся рядом с Селевком, истолковал это как символ безопасности. Камень, напоминающий якорь, Селевк вделал в один из своих перстней. И этот перстень действительно хранит его от бед. Где-то, интересно, Селевк сейчас?..

В голосе Апамы было столько грусти, что Лаодика поспешила ее успокоить:

– Об этом мы узнаем завтра на агоре. Пойдем туда сразу после утренней трапезы. На агору новости доходят быстрее всего.

И, пожелав Апаме спокойной ночи, Лаодика удалилась в свои покои.

Апама пролежала без сна всю ночь, мечтая о том, чтобы, повернувшись на бок, увидеть рядом с собой Селевка. На глаза невольно набегали слезы. Но, вспомнив изречение греческого философа, которое она недавно прочла в одном из свитков, сдержалась и перестала плакать. «Надо научиться владеть своими чувствами», – приказала она себе, повторив слова философа, но легче от этого на душе не стало. Апама встала, оделась и бесшумно скользнула мимо покоев Диодимии, которая еще спала. Комнаты, по которым она проходила, казались тихими и пустынными. Только в комнатах рабынь уже вовсю кипела работа. Постукивание набивок ткацкого стана и звенящий шелест веретен доносились из большого низкого помещения, полного девушек, начавших работу задолго до рассвета.

Сквозь неплотно закрытую дверь Апама увидела Лаодику, которая осматривала работу рабынь и делала строгие замечания.