Книга Черная татуировка - Сэм Энтховен

Ребята снова умолкли.

— Знаешь, — продолжал Чарли, — ты в любой момент можешь навестить меня. Я всегда найду время для тебя, дружище. Ты ведь это знаешь, правда?

Джек не ответил.

— Ну же, старик, — не отставал Чарли, — скажи что-нибудь!

Еще долго-долго было тихо. Наконец Джек сказал:

— Ты идиот, Чарли.

Чарли ошеломленно заморгал.

— Не могу поверить, будто ты сам не видишь, какой ты идиот, — сказал Джек. — И мне от этого очень грустно, ведь что бы я ни говорил, что бы ни делал, ты все равно сделаешь по-своему, все равно натворишь страшных глупостей, а я ничего не могу сделать, чтобы помешать тебе. — Он посмотрел на Чарли в упор. — Так ведь? — спросил он. — Я ничего не могу сделать?

— Нет, — выдохнул Чарли. — Ничего.

— Тогда, — сказал Джек и с трудом поднялся, ибо разговор измучил его, ему было тоскливо, плохо, и ноги у него затекли, — если можешь, отнеси меня обратно в театр.

Чарли фыркнул.

— Иди сам, — сказал он, не поднимаясь. Волосы опять упали ему на лоб, завесили глаза. — У меня еще есть кое-какие дела.

— Ты меня пешком отправляешь? — спросил Джек.

— Нет. Ты не понимаешь. Ты возвращаешься. Будешь на месте меньше чем через секунду. Не переживай.

— О, — произнес Джек, всеми силами стараясь не переживать. — Ну ладно.

— Прощай, Джек, — сказал Чарли. — Мне жаль, что все так вышло.

— Пока, Чарли, — сказал Джек. — Мне тоже жал…

В следующее мгновение он оказался в запертой комнате.

— …ко, — договорил он и только теперь понял, что мог бы попросить Чарли перенести его в любое другое место.

Типичный случай.

Чарли просидел, скрестив ноги, на крыше башни Центр-Пойнт еще, наверное, минуты полторы. Неожиданно на его плечах возникли две непроницаемо-черные фигурки. Эшмон и Хешмин проворно сбежали вниз по рукам мальчика и вцепились в его пальцы маленькими острыми зубками. Чарли рассеянно погладил их.

«Что ж, — подумал он, — все прошло не так хорошо, как я надеялся».

Они или мы. Одно или другое. На веки вечные.

Честно говоря, ему не так уж трудно было сделать выбор. Во всяком случае, если бы этот мир пожелал уговорить Чарли остаться, миру пришлось бы здорово постараться.

Чарли встал. Его фамилиары исчезли в складках темного, как ночь, плаща. В развевающемся на ветру плаще Чарли подошел к краю крыши. Он быстро окинул взглядом город и, шагнув с небоскреба, утонул в ночи.

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Номер Двадцать Седьмой думал о выпечке. А именно — о пирожном «наполеон», своем любимом, и о том, какое оно вкусное. Он уже начал дремать, когда у него на пульте вдруг замигала красная лампочка.

Он мгновенно проснулся и протянул руку к рации, лежавшей на столе, а другой рукой вывел на дисплеи мониторов нужную картинку.

— Второй на связи, — послышался голос из динамика рации.

— Сэр, — сказал Номер Двадцать Седьмой, — у нас проблема.

В этот момент все недавно установленные на верхних этажах здания динамики издали жуткий, пронзительный, набиравший высоту визг. Сработала система тревожной сигнализации.

— Мониторы? — рявкнул голос из динамика рации.

— Прошу прощения, сэр? — сказал Номер Двадцать Седьмой.

— На мониторах что-нибудь есть? — с трудом скрывая раздражение, спросил Номер Второй.

— Ничего, сэр, — ответил Номер Двадцать Седьмой. — Кроме… погодите.

— Да?

— Что-то поднимается по лестнице. Нет… Не по лестнице.

Последовала пауза.

Номер Двадцать Седьмой откинулся на спинку стула и протер глаза. Но когда он снова всмотрелся в мониторы, он увидел, что происходит.

— Двадцать Седьмой, я жду.

— Оно проходит сквозь лестницы, сэр, — пролепетал Номер Двадцать Седьмой. — Что бы это ни было, оно проходит сквозь стены!

— Поднять весь отряд по тревоге.

Дважды повторять не пришлось.

На площадке у комнаты с бабочками Чарли остановился и нахмурился. Сигнализация сработала уже минуту назад, а до сих пор никто не выбежал, чтобы схватить его. И это называется быстрота реагирования? Громко, укоризненно поцокав языком, Чарли направился к комнате Эсме. Не обращая внимания на двери и лестницы, он прошел сквозь стены.

В последнее время Чарли занимался этим довольно часто — во дворце, в аду. Новизна ощущения — прикосновение сырости и холода древних камней, просачивающихся сквозь него, когда он проходил сквозь них, быстро исчезла. А вот пугать до чертиков людей, видевших это, оказалось куда веселее.

В каждую комнату набилось по двадцать этих молодчиков. Они лежали в спальных мешках, как сардинки в банке. Чарли от души веселился, глядя на то, как они охают и таращат глаза, видя, как он в развевающемся плаще пронзает полы и потолки, наполняя комнаты потоком шуршащей тьмы. Ухмыляясь, он пролетел сквозь очередной потолок, оставив позади сумятицу и вопли. Но, оказавшись в комнате Эсме, он остановился и нахмурился.

Он равнодушно оглядел подушки на полу. Тут было темно, но не это его тревожило. Проблема была в том, что комната оказалась пуста.

Гммм…

Он открыл дверь и вышел на площадку как раз в тот момент, когда пять-шесть «Сыновей Бича Скорпиона» наконец добрались туда, чтобы перехватить его. Его встретил хор щелкающих предохранителей, приказов не трогаться с места и всякого такого. Это было так предсказуемо и смешно.

— Ты, — сказал Чарли тому из вооруженных мужчин, который стоял ближе остальных и даже не успел толком натянуть маску. — Где она?

— А-а-а… кто? — с запинкой пролепетал Номер Шестнадцатый.

— Девчонка, балбес, — сказал Чарли, и, поскольку парень не ответил сразу, он проник в его сознание. — Вот спасибо, — добавил он, обнаружив ответ на свой вопрос.

Для пущего эффекта безумно расхохотавшись, Чарли запахнул полы плаща и исчез. В следующее мгновение он появился около кровати, на которой лежала Эсме.

Он посмотрел на нее.

Она выглядела ужасно.

Дело было не только в том, что Эсме была привязана к кровати множеством ремней с пряжками и цепей. И не только в том, что в ее вену была воткнута игла, от которой трубочка тянулась к капельнице, наполненной такой дозой транквилизатора, что ее хватило бы, чтобы усыпить кита. Она лежала, так сильно зажмурив глаза, будто ей было больно. Ее пристегнутые к кровати руки, сжатые в кулаки, были покрыты длинными глубокими царапинами, которые она явно нанесла себе сама. Она была бледна, измождена, ее лицо было ужасно, просто ужасно печальным.