Книга Третья стихия - Мария Симонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Илли встала на ноги, когда за их спинами упала с гулким грохотом, словно погребальная плита, кованая дверь. Но зашевелилась она еще на мосту, примерно на его середине, где у Михаила возник спонтанно мысленный разговор с Карриганом. Именно тогда Михаилу пришло в голову, этот человек мог бы посодействовать в освобождении его альтер эго — Проводника, попавшего в плен на заповедной дороге. И еще он подумал, что как был по жизни безнадежным отморозком, так и остался, потому что разговор об этом надо было заводить гораздо раньше. А Карриган неожиданно взял да и ответил:
— Тебе и самому ничего не стоит освободиться из этой клетки. Дерзай, Проводник. Как говорят у вас — повышай квалификацию.
А теперь Илли, совсем уже живая и теплая, встала на ноги. Вот и осуществилась его мечта, хотя и с точностью до наоборот: он-то мечтал спасти ее, унеся на руках от опасности, а вместо этого сам принес туда, где даже воздух казался настоянным на тягучем ужасе, густеющем с каждым новым вздохом, потому что опасность эта была неведомой.
Они стояли у самой двери, не решаясь шагнуть вперед, и оглядывались: помещение, куда их так навязчиво пригласили, являлось чем-то вроде огромной прихожей. Здесь было значительно теплее, чем снаружи, на стенах горели факелы, и обязательные стенные росписи как будто неуловимо двигались, отчего сам небольшой зал казался живым, дышащим и источающим угрозу. Факелы горели и у перил широкой каменной лестницы, ведущей наверх, к впечатляюще помпезной двустворчатой двери.
— Там, — уронила Илли, делая первый шаг к лестнице и глядя, как загипнотизированная, вверх — на эту массивную дверь, словно та ее притягивала. Михаил никакого притяжения не ощущал, совсем наоборот: хотелось оказаться отсюда за тридевять земель, и по возможности немедленно. Но она уже шла вперед, и он шагнул вслед за ней, а вместе с ним и остальные.
«Погибать, так свободными!» — решительно подумал Михаил и прямо на ходу сделал попытку вызволить своего Проводника из базового плена. Все вокруг как будто вибрировало, сочилось опасностью, и, хотя они пришли сюда не для того, чтобы от этой опасности бежать, а скорее затем, чтобы с ней бороться и, разумеется, победить, но что они будут делать, если враг начнет одолевать?.. А в том, что за дверью притаился враг, не возникало сомнений. Бол не сможет увести всех. На Карригана надежда шаткая — у него какие-то глобальные конфликты с мировой предопределенностью. Значит, он, Проводник, должен быть в этот момент свободен!
Итак, пока ноги Михаила медленно отсчитывали ступени, сам он уже вошел в контакт с Проводником и оказался одновременно стоящим там, на базовой дороге, в окружении сияющей клетки из лезвий. Но воля к тому, чтобы сломать эту клетку, мгновенно съежилась в песчинку и юркнула куда-то в почки, а оттуда проследовала в мочевой пузырь. Потому что Оно было здесь, совсем рядом, Оно уже припало на брюхо, готовясь к прыжку, и выжидало только каких-то последних, отмеренных им заранее шагов и мгновений. Крохотным, еще не сожранным страхом уголком сознания Проводник только и смог, что поставить своим верхним и нижним конечностям диагноз «паралич». И в этом параличе бессилия, разлитом по жилам первобытным ужасом, он услышал где-то вдали слова Карригана, сознавая, что предназначаются они для Илли:
— Ты должна достать иглу, что заткнута у него сзади за воротом. Ты подойдешь к нему и обнимешь — он не будет противиться, он этого ждет. Поцелуй его и вытащи иглу.
Михаил пытался и все никак не мог вникнуть в смысл подслушанной фразы. Как вдруг его окатило грандиозным валом — определенно мистических помоев: глаза и разум застлало душным всплеском неизмеримо чужой, черной и страшной ярости. Оно тоже услышало. И Оно бросилось.
Он шарахнулся обратно в свое тело, такое маленькое и беззащитное, ступавшее, оказывается, в этот момент на очередную ступеньку. И успел еще засечь последнюю, самую краткую долю того мига, когда черное Нечто метнулось на них со всех сторон, словно таилось здесь в каждой щели и трещине, сливаясь над ними, наваливаясь и поглощая мир. И уже не сам он ускользнул в базовую реальность, а это Нечто вытянуло его туда, чтобы выпить, растворить в себе не только его физическое тело, но и того, кто в этом теле жил, любил, мечтал и коченел от страха, того, кто уводил это тело и умел уводить других в иные реальности.
Здесь оно выглядело как отвратительное бордово-красное желе, навалившееся, дрожа и жадно чавкая, со всех сторон на его клетку, куда оно же его и выдернуло насильно из реального мира. Его тюрьма превратилась неожиданно в крепость, и эта дрянь почему-то никак не могла в нее просочиться. Остальные оказались здесь же, но только за пределами клетки: справа сжался в комок Петр, слева Бол делал отчаянные попытки сгруппироваться, чтобы желе его не растащило, за ним чуть поодаль бессильно дергалась Рейчел. Не было в бордовом океане только Илли и Карригана — возможно, он успел как-то защититься и защитить ее — только на это Михаилу и оставалось надеяться. Остальных теперь спасать было некому. Кроме него, Михаила, Проводника. А он… Он заключен, не в силах сделать ни одного движения, он пленник, опутанный своей тесной режущей клеткой, как муха паутиной…
Паутиной! Клетка — это паутина. Только он не муха, а паук. В своей паутине! Которой он может опутать все, что ему заблагорассудится! Михаил растопырил руки. Их почему-то было много. И ног тоже было много, так что он перестал отличать одно от другого. Все правильно, так и должно быть. И сеть, вот она, его серебряная сеть рвется, послушная, под его мохнатыми лапами, и кусок ее уже летит на Бола, окутывает и собирает воедино расплывающиеся части. А этот обрывок для Петра. Братец, где ты, куда тебя унесло? Ага, вон ты где. Щас вернем.
Шея растет, вытягивается, голова достигает Петра, хватает его зубами и тащит вниз. Вот так, сюда давай. Да что ж ты так сжался, не бойся, это я — твой брат Миша! Значит, так, сеточка, тебе руководящая директива — этих двоих вынести за пределы красного живоглота и там отпустить! Теперь Рейчел…
Бордовая масса давит со всех сторон, мнет лапы, хочет сожрать. Сети мало… Мало? Да он же — генератор сети, ее производитель, сетевой магнат! Он весь набит сетью!!! Вот она, вот, моя родимая, ткись, сама ткись, мне некогда!
Желе что-то не на шутку разволновалось, забурлило и вдруг распалось на множество разновеликих кусков. Каждый обратился в прозрачного бордового урода. Михаил-паук оказался в окружении жаб, циклопов, скорпионов, горгон и прочего в том же духе, для чего в человеческом языке просто не имелось названий, хотя пауки среди них тоже имелись и в большом количестве (а куда ж без них?). Все они полезли на Михаила, он оказался в самом центре страшной кучи-малы. Но первоначального ужаса в душе как не было — враг перестал быть неведомым, он находился теперь перед ним, во плоти всего своего военного потенциала и оказался смутно знакомым, чем-то напоминающим порождения Кляксы.
Вместо того, чтобы испугаться — на что эта скотина наверняка рассчитывала, Михаил-паук вошел в боевой раж: он стал закидывать врагов сетями с ловкостью профессионального факира, благо рук у него теперь было много, и глаза умели глядеть сразу во все стороны.
