Книга Раб своей жажды - Том Холланд

— Могу я поехать с вами? — поинтересовался я.

— Если у вас есть время, — кивнул он. — Очень буду рад, что вы снова рядом. Но предупреждаю, визит не из приятных.

Предупреждение Элиота оправдалось. Мы прибыли в заведение, которое, на мой взгляд, смахивало скорей на тюрьму, чем на больницу, и нас сразу провели в кабинет доктора Ренфилда, управляющего лечебницей. Доктор Ренфилд почти сиял от гордости и описал свою пациентку, как ценный экспонат в зоопарке. Оказалось, что Лиззи Сьюард любит разрывать животных в клочки, а потом пьет их кровь и мажет себе кожу.

— Я даже слово придумал для описания ее состояния, — объявил доктор Ренфилд. Он помедлил, очень довольный собой. — Зоофаг — пожиратель живых существ. Очень ей подходит, как я полагаю. — Он встал и жестом пригласил нас за собой. — Прошу сюда.

Мы прошли по длинному коридору в палаты. Состояние интересующей нас пациентки было ужасно. Запертая в крохотной камере, вся в засохшей крови, сидя среди перьев и косточек, она смотрела на нас ничего не понимающими глазами.

— Вот взгляните-ка, — сказал доктор Ренфилд, подмигивая.

Он повернулся к клетке, поставленной здесь специально, и достал из нее голубя. Открыв дверь камеры, он выпустил туда птицу. Я заметил, что крылья у голубя подрезаны и он не может взлететь. Лиззи Сьюард тем временем забилась в угол и следила за происходящим сузившимися глазами. И вдруг со зловещим криком боли и ярости она схватила голубя, свернула ему голову и начала пить его кровь, жадно заглатывая ее, будто ожидая открыть в крови какие-то магические свойства. Затем она разорвала птицу пополам и стала втирать кровь и внутренности в лицо и волосы, словно намыливаясь ими. Затем осела на пол камеры, распростерлась среди перьев и потрохов и заплакала.

Элиот, как я заметил, побледнел от созерцания этого зрелища, но доктор Ренфилд, похоже, не заметил неудовольствия гостя.

— И забава еще не окончена, — прошептал он. — Посмотрите, что произойдет сейчас.

Только он произнес это, как пациентка начала корчиться; ее тело изгибалось дугой, будто бы готовясь вытошнить что-то вредоносное. Но после тщетных попыток ей удалось лишь пронзительно закричать, точь-в-точь как Мэри Келли. Потом она бросилась на стену камеры, пытаясь взобраться вверх по камням, царапая их ногтями, пока по кончикам ее пальцев не побежала кровь. Когда Элиот запротестовал, доктор Ренфилд укоризненно посмотрел на моего спутника, пожал плечами и вызвал двух санитаров. Они вошли в камеру, схватили пациентку, связали кожаными ремнями и прикрутили к доске, служащей ей постелью. Все это они проделали, всячески злоупотребляя ненужной здесь силой.

— Теперь я абсолютно твердо решил, — прошептал мне на ухо Элиот, — что Мэри Келли никогда не попадет в такое место.

Затем он спросил доктора Ренфилда о диагнозе.

— Зоофагическая истерия, — ответил тот, явно обижаясь, что Элиот забыл придуманное им слово, — неизлечима!

Элиот кивнул, у него, похоже, не осталось больше никаких вопросов, и я подумал, что он, вероятно, будет разочарован плодами своей поездки. Однако, когда мы вышли из сумасшедшего дома, вид у него 6ыл ничуть не расстроенный. Наоборот, он почти лучился самодовольством. Мне он, впрочем, ничего не сказал, и, поскольку уже темнело, у меня не было времени беспокоить его расспросами. Подзывая кэб, чтобы тот отвез меня в «Лицеум», я попросил Элиота не забыть о моем приглашении и сразу обращаться ко мне, если ему понадобится моя помощь. Он уверил меня, что так и сделает, и я оставил его, сожалея об уклончивости моего спутника, но несколько воспряв при мысли, что наши приключения, может быть, еще не закончились…

Дневник доктора Элиота

6 июля. Был в Нью-Кросс, осматривал Лиззи Сьюард. По пути встретил Стокера, он поехал со мной. Возглавляет сумасшедший дом тип хуже профана; условия, в которых держат пациентку, просто безобразны. Впрочем, визит наш не прошел впустую — открылось одно перспективное направление расследования. В приступах сумасшествия Сьюард царапает стену, пытаясь вырваться. Выйдя из сумасшедшего дома, я осмотрел здание, и мое предположение подтвердилось: стена, на которую бросалась Сьюард, выходит на север, на Ротерхит. Вспоминаю теперь, что Мэри Келли бросалась на стену, выходящую на юго-восток, тоже на Ротерхит.

Я решил поехать туда немедленно и посмотреть, не смогу ли узнать еще что-нибудь об этом таинственном совпадении. Стокер не может сопровождать меня — его ждет «Лицеум». Когда мы попрощались, он пожелал мне удачи и был явно шокирован тем, что увидел у Лиззи Сьюард. Надеюсь, это не слишком повлияет на его воображение. Поехал в Ротерхит в одиночку.

Сказал извозчику, чтобы он высадил меня у Гренландских доков. Поискав в улочках на задворках, нашел кабачок, упоминавшийся Мэри Келли, когда она рассказывала о том, что предшествовало нападению на нее. Этот паб оказался переполнен. Сначала мои расспросы встретили враждебное непонимание, но я пару раз поставил выпивку, и языки развязались. Похоже, по Ротерхиту гуляют мрачные слухи, о которых говорят только шепотом. Никто не помнит, что случилось с Мэри Келли, но слухи о прекрасной женщине, рыщущей по докам в поисках добычи, доходили почти до каждого посетителя паба. Один человек рассказал, что его друг исчез, другому рассказывали о чем-то подобном. Но когда я попросил описать таинственную женщину, мнения сильно разошлись. Одни говорили, что видели негритянку за занавесками в окне экипажа, другие описывали блондинку, и их рассказы напомнили мне женщину, которая следила за мной. Но у обеих женщин было одно общее, на чем сходились все до единого: красота ужасающая, отталкивающая, леденящая кровь. Я описал им Лайлу — никто не видел такой дамы и даже не слышал о том, чтобы ее здесь встречали. Но ведь красоту Лайлы тоже можно описать как беспокойную. Трудно сказать, совпадение ли это, трудно придти к какому-то заключению. Похоже, данное дело не поддается рациональному анализу.

Провел в кабачке несколько часов. Когда вышел, уже стояла ночь, пыльные улицы были пустынны. Мимо прогрохотал какой-то фургон, потом кэб, но ничего похожего на экипаж, который описывала Мэри Келли, видно не было. Казалось невозможным, что такой экипаж мог долго оставаться в укрытии. И только я подумал об этом, как увидел, что сворачиваю на Колдлэйр-лейн, и вспомнил, с каким трудом искал склад и не смог найти целое здание. Меня вдруг охватило чувство паники, какой я не знал с Каликшутры, когда передо мной тоже предстали необъяснимые факты, когда все логические построения, казалось, вот-вот рухнут, и я почувствовал, сколь опасны мои попытки решить это дело. Я вернулся на главную улицу, думая, что же делать дальше. Раздумывая, я посмотрел на витрину лавки на другой стороне улицы. Фургон, груженный товаром из доков, загораживал мне вид. Но вскоре он уехал, и я увидел, что у лавки стоит маленькая девочка в аккуратном пальтишке и шляпке, с ленточками в волосах. В руке она держала обруч. Это была Сюзетта. Она улыбнулась мне, повернулась и не оглядываясь покатила обруч по улице. Я окликнул ее по имени, но она даже не остановилась, и я побежал за ней. Мимо проехал еще фургон. Я потерял Сюзетту из виду. Я ошарил взглядом всю главную улицу — никакого следа Сюзетты — и глубоко вздохнул.