Книга Пасынок судьбы - Владислав Русанов

В конце концов Годимир разозлился и заставил шпильмана отрабатывать шаги. Круговой и скрестный, приставной и отшаг. «А не хочешь учиться, ищи другого учителя!»

Неожиданно помог Ярош, с интересом наблюдавший за их упражнениями. Он заявил возмущенному музыканту, что движение в бою — основа основ и начало начал. Неподвижный боец — мертвый боец. И от души посоветовал рыцарю не подпускать шпильмана и близко к мечу, пока не научится слушать умных людей и двигаться на поле боя свободно и раскованно.

Аделия тоже принимала живейшее участие в занятиях, хлопала в ладоши при каждой удаче Олешека и порывалась сама схватить меч и встать рядом с ним. Сказала, что тоже всю жизнь мечтала научиться рубиться настоящей сталью.

В общем, от всего происходящего у Годимира начала голова идти кругом, и он прекратил занятия до той поры, пока не станет у них больше свободного времени.

На другой день с утра он разбудил всех с рассветом, заставил разводить костер и готовить завтрак, чтобы и мысли не возникло о мечах, стойках и выпадах. На дневке тоже от роли учителя отказался, сказав, мол, что слышит непонятное шуршание в подлеске. Ложь вышла такой убедительной, что даже Ярош повелся — накинул тетиву на лук и все время привала держал под рукой пяток воткнутых в землю стрел.

Зато когда тронулись в путь, Годимир получил возможность вздохнуть с облегчением.

Лесной молодец продолжал оставаться настороже. Перекинул повод коня через предплечье, а сам так и зыркал по сторонам, выискивая, в кого бы всадить стрелу. Олешек надоедал королевне, пристроившись у ее стремени:

— А какой он, дракон?

— Страшный, вот какой, — отвечала Аделия, но уже без истерик или душевной дрожи.

— Я понимаю, что не теленок, а все же… Какой, а?

— Какой, какой… Крылья… Хвост… Пасть… Зубастая.

Королевна оказалась не из записных рассказчиц. Хотя о других заботах болтала довольно бодро. Наверное, и вправду сильное потрясение пережила.

— А огонь он может пускать?

— Конечно, может… Из ноздрей.

А вот это что-то новое. Такого ни магистр Родерик, ни архиепископ Абдониуш не писали, не говоря уже об Абиле ибн Мошше Гар-Рашане… Тьфу, басурманин, пока выговоришь… Годимир не мог понять, хочется ли ему дальше слушать беседу королевны и шпильмана, или пустопорожнее щебетание Олешека начинает его злить? Ишь, прилип как банный лист к… Нет, нехорошее сравнение, не благородное. Просто — пристал как смола. И тут рыцарь вспомнил свой сон и липкую грязь, куда угодил по воле навьи. Настроение испортилось окончательно.

— Вы бы тише! — сердито буркнул он, проверяя — легко ли ходит клинок в ножнах. — Не нравится мне этот лес!

— А то мне он нравится! — воскликнул шпильман, делая широкий жест рукой. — Елки, палки, лес густой…

— Тише! — поддержал Годимира Ярош. — Пан рыцарь верно говорит. Что-то не то в лесу…

Аделия ойкнула и закрыла рот ладошкой. Брови Олешека поползли на лоб:

— Как это — «не то»? — вполголоса спросил он.

— Да вот так! — пояснил Ярош, тоже стараясь говорить негромко. — Птицы не поют. Слышал?

— Нет.

— Если бы меньше болтал, услышал бы. Версты две назад и сойки кричали, и ореховки. А дятлов сколько было! А теперь тишина…

Годимир прислушался к своим ощущениям — нет ли чувства слежки? Да нет. Затылок не сверлили ничьи глаза, как это случилось на тракте. Но вот дышать почему-то стало тяжелее. Или воздух стал влажным и холодным?

Пожалуй что…

Да! А вот еще!

— Ярош, — позвал он разбойника. — Ярош, ты можешь сказать, в какую сторону мы едем?

— Да вроде в гору… — почесал затылок лесной молодец. — Значит, на юг. А там… тяжело сказать. Солнца нет.

— Верно. Солнца нет. Хотя туч не было. Мох на деревьях где придется.

— Точно! Во дела! А я как чувствовал… Вляпаемся в дерьмо по самые уши… Уж извини, твое высочество.

— И туман… — вдруг добавил дрожащим от волнения голосом Олешек.

Он ткнул пальцем под ноги.

Ну, туман, не туман, а легкая дымка поднималась над травой, достигая уже колен. Так бывает над лугом, когда солнце ранним утром высушивает росу, и она плывет клубящимся паром. Кажется, будто идешь в парном молоке. Здесь же другое. Туман казался липким, противным. Так и хотелось остановиться и счистить его со штанов рукавом. А потом залезть на дерево или найти выступ скалы и пересидеть, когда он пройдет мимо.

— Гляньте! Домик! — звонко закричала королевна и опять шлепнула себя по губам, убоявшись чужого в лесу звука.

Годимир повернул голову.

Лес на время кончился, и они вышли на край широкого яра. Его, видимо, промывали ежегодно сбегающие с гор талые воды. Да и сейчас на дне бесшабашно звенел ручеек. Со временем стены оплыли, придав оврагу ширину и монументальность, а после заросли шиповником и терном. Кусты укрепили сползающий глинозем и остановили рост оврага. С северной стороны ели подступили почти вплотную к его склону — кое-где даже корни торчали в воздухе, словно скрюченные и почерневшие куриные лапы. А на противоположной, южной стороне располагалась рукотворная просека саженей двадцать на двадцать, заросшая густым травостоем. К склону длинного, как язык страдающей от жары собаки, холма, покрытого темным ельником, притулилась избушка. Маленькая, слегка покосившаяся, крытая дерном.

— Кто бы это?.. — выразил вслух всеобщее опасение Олешек.

— Может, и никто, — задумчиво ответил Годимир. — Жили когда-то старатели или промысловики из тех, что пушнину…

— Нет. Подворье не заброшенное, — возразил Ярош. — Не ухоженное, конечно, но и не заброшенное. Знаешь, похоже, будто хозяин либо ленивый, либо запойный…

— А если больной? — вставила королевна.

— Нет, твое высочество. Больной бы не выжил в глуши. Верно люди говорят — волка ноги кормят. А лесного жителя и ноги, и руки, и голова… Чего угодно лишись и не выживешь. Только косточки обглоданные найдут по весне.

— Заглянем? — предложил шпильман, но его голос не выдавал горячего желания посетить незнакомое жилище.

— Думаю, одним глазком можно, — неуверенно проговорил Бирюк. — Мы все-таки при оружии. Не годится шарахаться, словно пуганая ворона от куста.

— Зайдем, — подвел итог Годимир. — Хоть обед сготовить на очаге попросимся. А то на костре все время каша пригорает с одного боку.

— Это котелок у Дорофея дрянной. Жмотится бортник хорошие вещи у купцов торговать. Берет, что ни попадя, а потом мучается. Он, верно, радуется, что за гарнец прелого пшена и худой котелок долю в драконьем сокровище застолбил… — Ярош махнул рукой и заглянул в яр. — Глубоко, но спуститься можно. Пошли, что ли?

Они осторожно, придерживая и успокаивая коней, волнующихся из-за оседающей под копытами земли, спустились к ручью. Годимир набрал на всякий случай баклажку. Перепрыгнул на тот берег. Отсюда вверх вела довольно утоптанная тропинка. Видно, что один-два раза в день ею пользуются по назначению. Значит, ходят за водой, готовят и стирают. Обычные люди.