Книга За державу обидно. Вопросы и ответы про СССР - Дмитрий Пучков

Тут можно возразить: но ведь бывают всякие местные, своей собственной национальности – ничуть не меньшие, а даже большие уроды? Да, бывают. Причем везде.

Но в данном случае речь про другое. В данном случае речь про одну национальность, проживающую среди другой национальности. Речь про откровенное неуважение к окружающим по национальному признаку. О том, что одни считают себя хорошими и всемогущими, а других – баранами, которых надо стричь и над которыми можно глумиться как угодно. Это очень важно для верного понимания: по национальному признаку. Это называется национализмом. Или попроще – нацизмом. А дело, напомню, происходит в Узбекистане, между узбекачми и турками. Никаких русских скинхедов.

В общем, на дискотэку прибывали турки-месхетин-цы. Естественно, исключительно молодые люди призывного возраста. То есть особо наглые и дерзкие. Прибыв на место, они немедленно затевали национальные пляски. Это значит надо встать в кружок размером в ползала, обняться за плечи и начать скакать взад-назад, размахивая ногами, пиная и расталкивая окружающих – как ребят, так и девчонок. Естественно, поскольку они приходили кодлой в двадцать – тридцать человек, никто им слова сказать не мог.

В один такой замечательный вечер я сидел после особо яростного танца на стульчике и никого не трогал. И тут ко мне подходит гражданин турко-месхетинской национальности. И требует встать, чтобы пришедшая с ним девка (русская, само собой) могла сесть. Замечу, что турко-месхетинец был меня в два раза больше и во столько же раз шире. Кроме того, жители юга созревают значительно раньше северных людей. При этом покрываются густой шерстью, придающей внешности пугающий оттенок.

Но я, напомню, всего два года как демобилизовался и на угрозы со стороны данной разновидности граждан реагировал однозначно, вне зависимости от габаритов угрожающего. Потому на предложение встать ответил принципиальным отказом.

За спиной у турка-месхетинца тут же появился еще пяток турко-месхетинцев. Мне было предложено пройти в туалет, чтобы «поговорить как мужчина с мужчиной». Всегда приятно слышать такое от граждан, собирающихся пройти в туалет вшестером, чтобы разобраться с одним. Стало ясно: битве – быть. Я встал и отошел в сторонку от стульев, ибо, падая на них, можно серьезно поломаться. Стулья были сколоченные по четыре, драться ими было нельзя.

Присутствующие тут же разбежались метров на пять, образовав аккуратный кружок – участие принимать не надо, а посмотреть, как кого-то бьют, всегда прикольно!

Горячий юноша ударил первым. Если кто не дрался никогда, поясняю: если противник тяжелее тебя хотя бы на десять кило, то при отсутствии серьезных навыков победить в кулачном бою практически невозможно. Ибо когда тебя бьет кулаками по голове гражданин с такой разницей в весе, устоять на ногах непросто. И наоборот: если его, такого тяжелого, бьешь ты, эффект от ударов значительно ниже.

Разница была килограмм в двадцать, ибо я тогда весил ровно 62, а крепкий сельский юноша – минимум 85. Но стоял я правильно, у стенки. И когда он меня стукнул, отлетел к стенке и не упал. Радостный смех со всех сторон – эвон, как его! Но, как говорится, не смотрите, что я худой и кашляю. Подскочив поближе, пробил в наглое рыло с правой руки. Попал хорошо. За горячим юношей стенки не было, и он упал – очень красиво, звонко стукнувшись башкой об паркет. Я себя даже зауважал.

В этот момент надо было бежать из этого страшного места без оглядки. Но меня уже крепко держали друзья упавшего. Другие друзья помогли упавшему подняться, и он немедленно стукнул меня еще раз – сильно и опять по голове.

Все уже было ясно, терять было нечего. Вывернувшись из лап друзей, реализовал твердое намерение пробить в наглое рыло с ноги – яростно подпрыгнув, чтобы было красиво. Но, поскольку со всех сторон хватали и был слегка нетрезв, по рылу не попал. Поскольку прыгал я тогда высоко, нога проехала мимо рыла, и я «сел» противнику на левое плечо. Естественно, тут же вцепился одной рукой в шерсть на башке, другой – в глаза и начал вместе с ним падать, чтобы успешно завершить борьбу в партере.

Однако еще на подлете к полу меня начали бить все, кто мог дотянуться. Сперва руками, поскольку было высоко. А когда упал – ногами. Следует отметить, что стригся я тогда исключительно налысо – в Азии жарко очень, и работать волосы мешают. Но тогда так стригли только солдат и уголовников, то есть людей, которых стригут принудительно. Ни один нормальный человек налысо не стригся никогда. И меня, само собой, местные принимали за гвардейца-десантника из ферганского полка, который дислоцировался неподалеку. Поэтому били меня от всей души.

Удалых десантников турки ненавидели особо остро, потому что при тех же раскладах – драки на танцах – огребали от десантников- регулярно. Регулярность имела ярко выраженную периодичность: гвардейцы на танцах появлялись дважды в год – весной и осенью, после приказов, когда демобилизовался личный состав гарнизона Баграм, что в Демократической Республике Афганистан.

У многих советских граждан тогда было крайне превратное представление о воинах-интернационалистах: считалось, что это добрейшие молодые люди, помогающие угнетенным народам за рубежом. На самом деле в Союз возвращались суровые, лишенные подростковых иллюзий парни, видевшие только черное и белое, привыкшие вопросы решать в основном силой. Драки с их участием напрочь затмевали по свирепости бои Тайсона, а по массовости легко заруливали фильм «Триста спартанцев».

На дворе стоял 1983 год и советская власть. Били меня как русского солдата. Били толпой, злобно и старательно. Тупые, конечно, – больше чем втроем одного бить неудобно, друг другу мешаешь. Надо умело рассредоточиваться. Но все равно встать было невозможно, били сильно и очень злобно.

Вынул меня военный патруль. Они тоже думали, что я русский солдат. Под белы руки доволокли до арыка – кровищу смыть. Когда пришел в себя, поймали машину, погрузили внутрь, попросили водителя отвезти меня куда-нибудь подальше, чтобы никто не догнал.

Рожа на следующий день распухла, как подушка. Все заплыло, глаза не открываются. За ушами – черно-синие следы от каблуков. На туловище живого места нет. Свезло – руки не поломали, внутри ничего не оторвали. Но, как говорится, неприятный осадок остался.

В этом месте обычно принято рассказывать о страшной мести: как я, орел, потом всех поймал и мощно отомстил, набив гнусные хари и открутив руки-ноги. Однако мне похвастать нечем. Никого я не поймал и никому не отомстил. Когда физиономия зажила, я уехал домой, в Питер. Остались только паскудные воспоминания о людях, которые вели себя как скоты и прямо-таки упивались своим скотским поведением.

А через шесть лет, в 1989 году, турки-месхетинцы неудачно избили узбека. Неудачно потому, что на этот раз узбеки решили подраться в ответ. Узбеки, замечу, исключительно спокойный народ. Исключительно. Мне, например, за два года не удалось подраться ни с одним узбеком. Хотя я, конечно, все-таки не турок-месхети-нец.

В тот раз чаша узбекского терпения переполнилась. И узбеки пришли разбираться в турецкую махаллю. Там турки опять их избили. Оскорбляли, обещали в следующий раз изнасиловать их самих и узбекских женщин, грозили физической расправой и охотничьими ружьями.