Книга Властелин воды - Доун Томпсон

– Не придется, – повторил он.

Он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза. Его взгляд горел желанием, ее же был затуманен слезами. Он нежно поцеловал ее веки – сначала одно, затем другое.

Я сам принял такое решение. И никогда не стану об этом жалеть. И давайте больше не будем к этому возвращаться.

Никогда. Моя мать, благодаря которой я появился на свет, была смертной, mittkostbart. Отец сразу после моего зачатия сделал то же, что и я сейчас. Разлука с ней была для него невыносима. Я познал все прелести обоих миров. Много таких, как я, бродит сейчас по земле, и еще больше последует за мной. Вы похитили мое сердце. Теперь оно принадлежит вам. Не мне. Теперь оно ваше, моя Бэкка.

– Но… вы даже не знаете…

Она не могла произнести это вслух. Она думала о его прошлом – об Илии и о том, что могло происходить между этими двумя астральными созданиями, – и чувствовала себя такой неопытной, неумелой, смешной с этой своей невинностью. Кровь ударила в виски. Момент для разговора был выбран как нельзя более удачно. Внезапно она поняла, насколько плохо они знали друг друга.

– О любовь моя, если бы вы только знали, насколько пусты и беспочвенны ваши страхи. Вы заняли мое сердце и мысли с того самого момента, как я впервые вас увидел. Я встречаю рассвет с вашим именем на устах, с ним я и засыпаю….

– А мои сны?

– Это были не сны, mittkostbart, – сказал он. В его голосе прозвучал смех – мягкий, мелодичный, оказывающий на нее такое же гипнотическое воздействие, как и его ласки.

Она ахнула. Одно дело – подозревать, и совсем другое – слышать это из его уст.

– Но я думала… и мы почти… я бы никогда не…

– Я знаю, что вы бы никогда. Я и сам не позволил вашему сну зайти слишком далеко. Но скоро, моя Бэкка, этот сон превратится в реальность… для нас обоих.

Клаус предпочел бы, чтобы расстояние между Корнуэллом и Шотландией было короче. Он и так остановился на самом быстром виде транспорта, двигались они по почтовому тракту, упряжка состояла из четырех лошадей, двоих из которых пришпоривали мальчики-посыльные. Но даже по самым смелым подсчетам их поездка должна была занять не менее четырех дней. И это при условии, что они будут делать очень короткие остановки – только для того, чтобы сменить лошадей и чтобы женщины могли привести себя в порядок. В худшем случае, если погода испортится и они будут останавливаться в гостиницах на ночь, может пройти неделя, прежде чем они доберутся до Гретна Грин. В любом случае не следовало забывать о различных непредвиденных обстоятельствах, которые могли значительно задержать их продвижение вперед, – погнутые колеса, разлившиеся реки, прихрамывающие лошади. Ни в чем нельзя быть уверенным, когда путешествуешь по большим дорогам.

Клаус рассчитывал, что, отдаляясь от побережья, бури и грозы они оставят позади. Но уже второй день пути был на исходе, а шерстяные пледы все еще были отнюдь не лишними. Погода наладилась. Стоило выехать из Корнуэлла, как они смогли насладиться последними летними деньками – воздух был пронизан теплом и спокойствием, ночью на небе загорались звезды и светила полная луна, которая опять пошла на убыль. Но она была больше над ним не властна, и хотя они проехали уже несколько водопадов, он больше не испытывал к ним тяги. Это было самой необычной частью его перевоплощения из Фоссгрима в человека. И дело не в том, что он скучал по этому – он совершенно не скучал. Он просто до сих пор не мог поверить в свою свободу и независимость. Он был свободен, как и его отец, – был волен жить, любить и умереть как смертный.

Было уже поздно, когда они приехали на постоялый двор в Бате. Это была первая остановка, если не считать смены лошадей. Было ясно, что Бэкка измотана до предела. Она сладко спала на плече у Клауса, ее землянично-золотые кудри рассыпались по его жилету, и ему совершенно не хотелось ее будить. Она была такой легкой, а кожа под дорожным костюмом цвета спелой сливы такой розовой, гладкой, нежной… Ее кожа отпечаталась в его памяти. Ему даже не нужно было видеть ее прекрасное тело, чтобы чувствовать его податливость, наслаждаться его неповторимым сладким вкусом. Ему не нужно было целовать эти пухлые губы или перебирать ее прелестные локоны, чтобы испытать желание. Она зажигала в нем огонь. Невыносимое астральное брачное безумие было над ним невластно, но теперь на смену ему пришла страсть, его смертная мука, такая же невыносимая. Он был тем, кем был – чувственным созданием, независимо от ипостаси, в которой находился.

От ее ласкового, теплого дыхания, которое он чувствовал, гладя ее по щеке, он и сам учащенно задышал. Невинное вздымание и опускание ее груди, дурманящий аромат ее волос и полупрозрачной кожи, разбудили дремавшую внутри него силу, которая тут же воспламенила его чресла. Она могла быть такой податливой в его руках! Его мужское достоинство отреагировало незамедлительно. Это было даже хуже, чем брачное безумие Фоссгримов. Для его удовлетворения и целой жизни было мало. Как он это заслужил? Как он заслужил ее?

Подавляя стон, рвущийся из самих глубин его существа, о которых он раньше и не подозревал, он легонько коснулся губами ее лба. Мод, сидящая напротив, чуть не упала с сиденья, разбуженная пронзительным скрипом колес и криками грума, нарушившими тишину. Как только грум опустил подножку, Клаус выбрался из повозки и помог спуститься Бэкке и Мод. Он усадил девушек за исцарапанный деревянный стол в углу общего зала, оттуда можно было наблюдать за дверью, оставаясь незамеченными, а сам отправился договариваться насчет ночлега. Он не спускал с них глаз, пока платил за комнаты, заказывал эль и тушеную оленину. Ему было неспокойно, он жалел, что они вообще остановились. Он не хотел лишний раз тревожить Бэкку, но она была права, сказав, что Гильдерслив поедет за ними. То, что барон до сих пор их не догнал, было настоящим чудом и загадкой, которую Клаус готов был принять как дар свыше – от Бога, с которым на духовном уровне ему предстояло познакомиться поближе. Ленивые клубы дыма из глиняных трубок и сигар поднимались к незаделанным сваям потолка. Запах дыма смешивался с кисловатым запахом пропитавшегося элем дерева и смрадом немытых тел расположившихся здесь людей. В помещении нечем было дышать. Большинство посетителей либо уткнулись в тарелки, либо оживленно беседовали, но один джентльмен привлек внимание Клауса. Он стоял поодаль, пыхтя трубкой и упершись ногой в сапоге с отворотом в железную подставку для дров у незажженного камина, его пивная кружка стояла здесь же на каминной доске. Он был высоким и стройным, с хорошей мускулатурой, одет во все черное – начиная от бриджей до жилета под широким пальто с капюшоном, припорошенным дорожной пылью. Все это показалось Клаусу странным, потому что ночь была слишком теплой для подобного облачения. На мужчине была широкополая шляпа, которая прятала его лицо в тени, а разглядеть его черты было практически невозможно из-за отросшей щетины. Клаусу не понравился его взгляд, обращенный на Бэкку и Мод.

– Э-э, да у вас рука перебита, господин! Может, кликнуть лекаря? – спросил трактирщик, возвращая Клауса в действительность.

Он забрал сдачу, оставив трактирщику чаевые.