Книга Западные земли - Уильям Сьюард Берроуз

Внезапно перед ним возникает старик с чем-то вроде кисти в руках. Он пишет ей в воздухе приказы: «Выйди назад через ворота, пройди мимо двух привратников и на развилке поверни налево». Дорога ведет вверх в знакомый край гигантов, карликов и замков, дверей, которые распахиваются сами, открывая проход на лестницы, затем опять захлопываются, магия пауков, зеркал, карт, кофемолок, вилок и ложек.

Он заходит на средневековый постоялый двор, и холодные враждебные лица поворачиваются в его сторону. Он садится за стол и кладет на него руки.

– Кабатчик!

Неопрятный мерзавец выглядывает из-за стойки, которую он драит грязной вонючей тряпкой.

– Ты меня, что ли?

– Тебя. Принеси мне пиво, хлеб и сыр, да поживее!

– Может, ты, приятель, не туда забрел?

– Сейчас мы посмотрим, кто из нас не туда забрел. Роза говорит, двигаясь при этом так быстро, что превращается в расплывчатое пятно. Руки, пальцы, ладони, острые, как иголки, торчащие шипы на мгновение смыкаются на шее кабатчика. Роза втягивает стебель, возвращаясь за стол. Кабатчик ощупывает горло и видит кровь у себя на пальцах.

– Вы абсолютно правы, сэр! – говорит кабатчик, не сводя глаз со стола, за которым сидит Роза, но тут человек в форме дворцовой стражи входит в помещение и извлекает из ножен меч.

– Чужестранец, ты должен последовать за мной! У тебя есть бумаги?

Роза направляет на стражника пальцы левой руки, выпростав из них шипы, которые впиваются стражнику в грудь. Лицо стражника сперва багровеет, потом становится бледным, как смерть. Он медленно оседает на пол.

Снаружи темнеет, и ветер, который только что мяукал, как котенок, начинает завывать, словно бешеный кот. Роза расправляет полы плаща, словно перепончатый лемур, планирующий с дерева на дерево, оседлавший порывистый ветер, летящий над долиной все быстрее и быстрее, ускоряясь при помощи реактивной струи сернистых, раскаленных добела кишечных газов, рассекая небо, словно комета, подталкиваемый скопившейся в нем за миллионы и миллионы лет энергией животного пищеварения.

Я захожу выпить в нешумный бар, столы накрыты, приглушенные звуки беседы, хорошо одетые клиенты – судя по всему, статисты. Метрдотель чрезвычайно почтителен, как и положено; он подводит меня к свободному столу.

– Доктор позвонил и просил передать, что задержится на несколько минут, сэр. Что желаете выпить?

Я заказываю мартини с абсентом – коктейль, прославивший это заведение. Напитки смешивают, а затем охлаждают в морозильнике. Если кто-нибудь рискнет попросить подать этот коктейль на кубиках льда, его тут же вышвырнут из заведения на мощеную улочку, ведущую к дверям.

Входит Доктор и усаживается напротив меня. Седой старичок приятной наружности, лживый как Желторотый Вайль. Два мартини материализуются на столе.

– Извини, что заставил тебя ждать, Билл.

Он поднимает бокал. Мы пьем. Он улыбается улыбкой знатока.

– Похоже, ситуация вышла из-под контроля.

– Из-под чьего?

– Из-под моего, разумеется.

Он заглядывает в пустой бокал, покручивая его в пальцах.

– Прямо-таки не знаю, что мне делать с тобой, Билл. Честное слово, не знаю.

– Когда не знаешь, что делать, не делай ничего.

– Отнюдь… когда не знаешь, что делать, делай что-нибудь. Это, возможно, будет твой последний поступок перед тем, как паралич сомнения охватит тебя В терминальной стадии этого заболевания больных приходится насильно кормить, потому что они не могут решить – есть им или не есть.

Старый плут наклоняется, смеется и хлопает меня по плечу.

Отменный стейк из оленины с диким рисом появляется передо мной на блюде, старик улыбается краешком рта, покачивает головой и смотрит на стол. Мне это все не нравится. Как-то это все выглядит гадко, банально и фальшиво… крайне фальшиво.

– Так вот, Билл, ты и сам прекрасно понимаешь, что вышел за рамки и причинил куче уважаемых людей море хлопот. Возьми хотя бы старую Графиню X. – мигрень, или мсье Y. – язва разыгралась. Теперь тебе стоит прислушаться к голосу разума.

– Я слушаю. Где голос разума?

– Ты меня не понял. Мы не собираемся говорить тебе, что ты должен сделать. Это глупо.

– Зависит от того, с какой стороны на это посмотреть.

– С нашей, Билл, с нашей.

– Ну что ж, вы тогда с нее и смотрите.

Доктор откидывается на спинку стула, разводя руками в деланном испуге.

– Не разочаровывай меня, Билл! Мы всегда относились к тебе снисходительно… подумаешь, старый комедиант.

– Все сказано этими словами, добрый сэр!

– Можешь считать как тебе угодно, Билл.

Доктор расхаживает по патио запущенной виллы двадцатых годов, построенной в испанском стиле. Где-то во Флориде или Южной Калифорнии, вероятно. Ночь благоухает ароматом цветущих кактусов, звезды на небе – словно увядшие гардении.

– Я хочу предложить тебе сделку.

– В обмен на что?

– Выслушай сначала, что мы предлагаем: милое безопасное местечко, стрельбище, плавательный бассейн и все, что ты хочешь, Билл. Мы – люди великодушные. Ты, похоже, слегка переутомился. У нас есть специальные сыворотки, которые поправят твое здоровье.

Зачем нужна жизнь, если у нее нет больше цели? Ютясь в неладно скроенном теле, купленном по дешевке на толкучем рынке, он, если такая вещь, как «он», вообще существует, не более чем контейнер для ребенка, сформировавшегося из его тела и разума. Каждый обученный им ассассин становится его ребенком. Он сам превращается в своих собственных агентов и связных.

Голос Старца – тонкий, сухой, шелестящий, словно змея, меняющая кожу.

– Настоящая битва еще впереди. Мы здесь просто репетируем, не больше. Вы узнали теперь, что такое полная сосредоточенность убийцы, осознающего, что именно и по какой причине он убивает.

Безрассудные дни преследования и бегства, точно рассчитанной по времени засады, быстрый удар ножом в переулке, чувство, возникающее после убийства, сладкое и чистое, словно рождение заново, постоянная настороженность, сокрушающая усталость, новое убежище каждую ночь, документы на новое имя – то купец, то святой человек, то нищий, то врач, то лицо без определенных занятий, странник по опасным дорогам шатких союзов, неполного доверия, вероломной верности. (Он знает, что этот человек предаст его. Не следует возмущаться по этому поводу.) Безопасные пристанища, которые вовсе не безопасны. (Он знает, что сегодня вечером он не сможет туда вернуться. Там его поджидает западня.) Он в безопасности только здесь, в Аламуте. Никто не тронет его и пальцем. Но нет ничего опаснее, чем полная безопасность.