Книга Непобедимая Моди - Брайан Джейкс

Виске не понравилось выражение физиономии Гурбы. Вызывающая какая-то ухмылка на губах. Копье держит свободно, но наготове. Хорошее копье, крепкое, с острым кремневым наконечником.

— Ты для меня не указ, — заявил Гурба. — Я буду ждать Грантана Кердли. И ребята мои тоже.

Казалось, Виска смутился под уверенным взглядом Гурбы. Он пожал плечами.

— Что ж… как хочешь… — пробормотал он, отворачиваясь. Но тут же сделал выпад назад.

Гурба не ожидал атаки. Брякнула цепь, раздался жуткий хруст проламываемого шипастым шаром черепа — и Гурба рухнул на травку.

Виска стоял улыбаясь, поигрывая кистенем.

— Гурба подождет Грантана Кердли. Кто еще хочет ждать, поднимите лапы. Есть желающие?

Желающих не нашлось. Виска удовлетворенно кивнул, подхватил меч и указал им на плато:

— Там, вверху, два полосатых, кролик, белка да кучка землероек. Вот и все, что стоит между нами и победой. Им не устоять против бравой команды морских разбойников и несметной армии бурых крыс. Один хороший удар, и мы сотрем их в порошок. Такая мощная сила, как мы, не может проиграть. И мы без боя войдем в аббатство с красными стенами. Так я говорю?

Вышколенная команда «Кравявой кошки» тут же неистово завопила множеством глоток:

— Так, кэп! Ур-р-р-р-а-а-а-а! Йо-хо-хо-о-о-о-о! Воодушевление морских разбойников заразило крыс.

Они вскочили, затрясли копьями и неистово заорали:

— Кердли, Кердли! Бей, дави-и-и-и! Й-йи-ха-а-а-а-а-а!

Виска дал им повопить, даже подирижировал мечом и кистенем. Когда орущие подохрипли, он взобрался на валун и призвал их к молчанию:

— Хватит, хватит! Я вижу, что вы добрые звери. — Он скосился на клонящееся к закату солнце. — Мы здесь заночуем. Глурма, набери помощников и накорми народ. Всем отдыхать, проверить оружие. А на заре нам предстоит дело.

Виска слез с валуна и мимоходом подозвал кое-кого из своей команды:

— Рагчин, Пятая Нога, Заплата, Билджер, Ферти! Разожгите костер подальше от крыс. Я с вами там потолкую.

35

Жаркий, сухой, пыльный день подошел к концу. Осбил и Барбаула шагали вдоль края плато, проверяли часовых. Они задержались у западной кромки, чтобы полюбоваться закатом.

— Прекрасный вид! — вздохнул Барбаула. — Только лучше бы им наслаждаться, стоя на пороге своего дома.

— Согласен, дружище. Но пока эта заварушка не кончится, о домашнем покое остается только мечтать.

Барнаула указал на огоньки в лесу:

— Глянь, огонь. Нечисть кучкуется.

Осбил вгляделся:

— Костров шесть или семь.

— Что ж, если нечисть разбила лагерь и жжет костры, сможем отдохнуть. Но часовым надо наказать не смыкать глаз. Мало ли что!

Осбил и Барбаула вернулись к маленькому, обложенному булыжником костру, у которого сидел Горас в компании Саликсы, Моди и Рангвала.

Большой барсук зевнул:

— Пожалуй, вы правы. Свободные от караула могут спать. Виска, должно быть, поужинал и кует свои коварные планы.

Рангвал простонал. Барбаула повернулся к нему:

— Что с тобой, разбойник?

Рангвал пошевелил угли кончиком своего кинжала.

— Да ничего, просто напоминание об ужине…

Моди ткнула его в бок:

— Прекрати, еще не хватает, чтоб ты снова разыграл спектакль о еде, во!

Рангвал принял позу несправедливо обиженного:

— Вы скоры на язычок, дорогая, но в этот раз об ужине напомнил не я, а Горас, так-то вот. Эх, коль мне зажимают рот, не дают свободы слова, может, хоть спеть дадут.

Моди улыбнулась:

— Давай-давай! Бодрая песенка — что еще надо для поднятия духа?!

Рангвал откашлялся, приосанился, приготовился:

— Спасибо, мисс. Для разминки — пустячок, начинающийся со слов «Прошу, добавьте пудинга полмиски!».

Осбил угрожающе взмахнул лапой:

— Нет, нет, только не эту.

— Как скажете, сэр. Тогда могу предложить еще вечернюю песню «Сыр прекрасен, как луна». — По физиономиям окружающих он понял, что снова сделал неудачный выбор. — Не настаиваю! А вот любимые куплеты моей старой тетушки — «Земляничную солянку не разрезать топором»…

Моди подскочила к Рангвалу и обхватила его шею лапами:

— Хватит, бандит метлохвостый! Вот тебе выбор: либо ты прослушаешь мою веселую песенку «Как придурка придушить» с демонстрацией и иллюстрацией, либо спать уляжешься.

— Благодарю вас, мэм, выбор богатый. Прошу не тратить силы на исполнение вашей славной песенки, я отправляюсь на покой.

После этого над плато повисла тишина. Многие спали, некоторые думали о том, что может принести грядущая заря. Горас с Саликсой сидели у затухающего костра, вглядывались в усыпанное звездами небо.

— У тебя такой вид, как будто ты сейчас запоешь, — пошутила Саликса.

— Я? — усмехнулся Горас. — Петь? Нет-нет. Пел я, когда работал в поле на Северных островах. Иногда только для того, чтобы отпугнуть одиночество. Голос у меня не для пения. Я никогда не пел, когда кто-то был рядом.

Барсучиха вгляделась в его темные глаза, в отражающиеся в них звезды.

— Трудная у тебя была жизнь. Случалось ли тебе жаловаться на судьбу? На то, что она забросила тебя на дальний остров со стариками. Чувствовал ли ты присутствие в себе заклятия?

Горас провел лапой по шраму во лбу.

— Вот так же точно и бабушка говорила. Она упрекала его, что он сделает из меня безрассудного воина и я умру так же, как и мой отец. Но я ничего не боялся, работал за троих, радовался силе, ярости, сознанию того, что ничто не может мне противостоять.

Горас заметил, что Саликса вздрогнула. Он неосторожно слишком сильно сжал ее лапу. Тут же разжав лапу, он резко сменил тему:

— Хватит обо мне. Давай лучше о тебе поговорим. Уверен, что ты хорошо поешь.

Она кивнула:

— Люблю петь, но тихо, для себя. Иногда пела для Табуры, ему нравится мой голос. Хочешь, спою для тебя?

Горас закрыл глаза.

— Больше всего на свете.

И она запела нежным жалобным голосом, тихим, но, казалось, облетавшим все плато и его окрестности:

Как бы мне туда добраться,

Как бы мне попасть туда,