Книга Царьград. Враг императора - Андрей Посняков

– Парни! Вои! Мы ж не татары – мы свои!

– А вот сейчас посмотрим, какие вы свои! Эй, братие!

Господи! Да их тут множество – почти целый полк! Так вот почему татары не стали преследовать беглецов!

– Батюшка княже! – позвал кто-то. – Послухов татарских спымали!

– Да не татары мы, говорю!

Тяжело ступая, к беглецам подошел высокий, еще довольно молодой мужчина с красивым открытым лицом, обрамленным задиристой кучерявой бородкой. Голова его была непокрытой, в спутанные светлые волосы набилась хвоя, так же, как и на оплечье богатого плаща темно-красного сукна с золоченою строчкою по краям, накинутого поверх верхового панциря из крупных массивных колец, украшенных затейливой гравировкой. Панцирь, скорей, не боевой – парадный, отметил для себя Алексей.

– Кто такие? – с любопытством рассматривая беглецов, поинтересовался… князь. Да, похоже, князь – именно так его называли ратники.

– Свои мы… Беглецы с татарской неволи.

– А что-то ты на татарина больше похож! – кивнув на татарскую одежку Лешки, князь усмехнулся. – Да и подстрижен ты не по-православному – больно уж коротко.

– Да ладно! – обиделся Алексей. – Не видал ты, князь, бритых голов, что ли?

– Подозрительные вы люди, вот что! – Немного помолчав, князь обернулся к ратникам и коротко приказал: – Взять их!

– Ряполовский! Семен! – послышался позади хриплый голос Прохора.

Уже готовый броситься обратно в балку, Алексей обернулся, увидев выбравшихся из оврага артельщиков. Идущий впереди Прохор тяжело опирался на плечо одного из плотников:

– Слышу знакомый голос… Ну здравствуй, княже!

– Господи! – внимательно всмотревшись в плотника, князь размашисто перекрестился. – Никак Прохор Богунович!

– Он самый…

– Господи! А мы уж и не чаяли… Дай же обниму тебя, друже! О, да ты ранен! Эй, люди! Повозку сюда! И лекаря!

Лешка только моргал от удивления – ну ничего себе, плотник! С князьями – на «ты». Ай да Прохор!

– Как княжичи? – натужно улыбаясь, спросил артельщик.

– Слава Господу, здравствуют! Великий князь старшенького, Ивана, тоже правителем объявил.

– Все ж удалось уберечь от Шемяки… То славно!

Князь Семен нетерпеливо обернулся:

– Да где ж этот чертов лекарь? Ты сам-то где был, Проша?! В Литве, с Басенком Федором?

– Пытался в Литву… Да татары. Неволя, Крым. Бежал с оказией в Царьград. Там решил присмотреться – что да как. О том и доложу великому князю Василию! А о Сейид-Ахметовой орде больше мой друже Алексий расскажет.

– Расскажу. – Алексей поклонился.

Князь Семен радушно похлопал его по плечу:

– Извиняй, братец. Теперь вижу – и вправду, свои.

Москва встретила полк князя Семена Ряполовского хмурым мелким дождичком и покосившимися церквями окраины. По Рязанской дороге, вдоль вытянутых серыми языками заборов и изб пригородов, передовой отряд с ранеными и беглецами вскоре достиг Кремля – круглые башни, мощные стены с крупными квадратными зубцами, несколько каменных храмов, деревянные хоромы бояр.

Князь Семен Ряполовский тоже имел там свои хоромы, недавно пожалованные великим князем Василием «за верность и честь», а точнее – за спасение малолетних княжичей – Ивана да Юрия – от Дмитрия Шемяки, несколько лет назад княжившего таки в Москве.

Выпили, поговорили…

Алексей, в нетерпении горя сердцем, принялся выспрашивать об имперском посланце – монахе Георгие и его свите.

– Монаха Георгия, кесаря ромейского посланца, помню, – опустив чашу, вытер бородку князь. – А вот его свита… Извини, не приглядывался. Не знаю.

– А Георгий, Георгий сейчас где?

Князь Семен пожал плечами:

– Наверное, отъехал уже. Ни о чем таком он с великим князем не договорился, насколько я знаю…

– Значит, уехали. – Алексей погрустнел. – Не успел… Ну да ладно, лишь бы дорога им оказалась легка… А что, князь, царьградские торговые люди на Москве часто ль бывают?

– Царьградские? Да почти никогда.

– А сурожане-гости? Фрязины из Кафы?

– Эти частенько наезживают. У сурожан в Москве свое подворье имеется.

– Хорошо. – Лешка немного повеселел. Уж что поделать, придется с этими выбираться. Ничего. Правда, почему-то – не очень-то радостно.

Великий князь Василий вызвал его к себе дня через два. В княжеских хоромах натоплено было жарко – август выдался прохладным, дождливым, вот и паслись непогоды. Высокий, сутулый, худой, с черной бархатной повязкой, прикрывавшей выколотые глаза, князь Василий, прозванный Темным, выглядел куда старше своих лет. Морщинистое бледное лицо, обрамленное редковатой бородкой, вислый, с красными прожилками нос завзятого выпивохи, впрочем, сейчас в княжеском облике проглядывала, скорей, некая аскетичность.

Князь Василий сидел в резном деревянном кресле с высокой спинкой, по обеим сторонам которого почтительно толпились бояре и служилые дьяки.

Поклонившись, старший тавуллярий добросовестно ответил на все вопросы князя, касающиеся татар, турок и Константинополя. А чего ему было скрывать? Правда, вот силу Ромейской империи Алексей, чего греха таить, преувеличил, и даже намного преувеличил, так, на всякий случай. Ведь молодой человек, как человек, много занимавшийся историей, хорошо знал, что именно с этим князем обычно связывают усиление Москвы и то, что называют «началом создания русского централизованного государства». Правда, пока тут никаким централизованным государством еще и не пахло, однако с течением времени Москва должна была усилиться – это Алексей знал наверняка. А потому нужно было уверить великого князя в существовании могущественной Византийской империи, православного царства, помочь которому в борьбе против турок – наипервейшая обязанность всякого христианского государя, особенно – православного.

– Можно сказать слово, княже? – выступил из рядов свиты высокий бородач в рясе и черном клобуке, с золоченым посохом в левой руке и большим золотым крестом на груди. Митрополит Иона – сразу узнал Алексей, только вчера про митрополита много чего порассказывал подвыпивший князь Семен Ряполовский.

– Человеце сей, – указав посохом на Лешку, звучно молвил митрополит, – много чего говорит. Одначе посланник ромейский монах Георгий тоже рек сладко. Одначе – хитростию и злоковарством своим стал известен.

Алексей вздрогнул: вот как, оказывается – «хитростию и злоковарством»! Что же такого совершил брат Георгий, коли его здесь так не любят? И действительно ли он уехал? Или…

В который раз уже нехорошее предчувствие охватило старшего тавуллярия. Не нравился ему этот митрополит, и великий князь – если хорошо присмотреться – тоже не внушал особого доверия. Или, может быть, это просто так сейчас казалось? Ладно, посмотрим…