Книга Все возможно, детка - Бен Элтон

– Сэм, твоя идея - просто находка, - сказал Тревор с неподдельным энтузиазмом. - Тонкая, изящная комедия на тему человеческой драмы - это как раз то, что нужно. Представляешь, даже нашему главному понравилось.

Я не поверил своим ушам.

– Что-что? Подожди, вы что, показали мою заявку Найджелу?

– Ну да, показали. Да ты не бойся - мы же не идиоты, не стали говорить ему, кто ее прислал.

Вот это новость так новость! Одно дело, когда твою заявку рассматривает тот, кому это положено по службе (а если это еще и твои старые друзья, то тут вообще нечем гордиться), и совсем другое - когда на первом этапе ее предлагают на рассмотрение главному редактору-координатору канала. И чтобы в тот же день… Что-то я такого в своей карьере не припомню.

– Сэм, ты же попал в самую точку. Это просто Zeitgeist[13], issue du jour[14], - объяснил мне Тревор таким тоном, словно я и в самом деле этого не понимал. - Бог ты мой, да практически у каждого из нас есть знакомые, которые как раз этим и занимаются. Народ прямо с ума посходил. Взять хотя бы наш документальный фильм об искусственном оплодотворении: мы его крутили несколько раз, и даже на повторных показах он собирал по восемь миллионов зрителей, а ведь там нет ничего смешного.

В это время к нам присоединился Джордж. Он слегка задержался, так как должен был сводить Катберта на осмотр в клинику «Ройял Фри». Судя по всему, Катберт окончательно пришел в себя, потому что Джордж уже при нас пытался счистить со своего нагрудного кармана следы отрыжки, свидетельствующие о полном выздоровлении его сына.

Красотка-официантка - та самая, которая так унизила меня во время прошлого визита в «Кварк» - ошивалась поблизости в ожидании заказа. Я, по правде говоря, надеялся, что Джордж громко скажет что-нибудь лестное в мой адрес, чтобы девочка уразумела, что я ей не какое-нибудь чмо, а весьма модный сценарист, заявка которого вот-вот будет одобрена и запущена в производство. Какое там! Джордж не способен ни на комплименты, ни вообще на какие-либо посторонние мысли, когда он делает заказ. Впрочем, к приятной для меня теме он вернулся сразу же по окончании этого мероприятия, имеющего для не го почти что сакральный смысл. Сознаюсь, что даже в отсутствие сексуально провоцирующей молодежной аудитории я был просто счастлив побеседовать о собственной одаренности, если не сказать - таланте.

– Слушай, Сэм, - сказал Джордж, - мы всем отделом по-настоящему прикололись, просмотрев твою заявку. Общее мнение таково: просто класс…

– Да я ему уже об этом рассказал, - перебил его Тревор.

С этого момента они начали говорить одновременно, не слушая друг друга.

– Отличная сцена - в ресторане, когда она звонит и требует, чтобы ее немедленно трахнули после того, как у них был месяц запрещенного секса.

– А у мужика потом не встает. Вот прикол-то!

– Просто супер. Давай колись: так оно на самом деле и было?

Я был вынужден сознаться, что так оно и было.

– А еще мне очень понравился эпизод, где она опрокидывает на себя чашку, потому что пытается пить чай, лежа с задранными -ногами, с подушкой под задницей, - сказал Джордж. - И как только Люси разрешает тебе все это описывать? Я имею в виду, что детали в общем-то довольно интимные.

Тут-то мы и подобрались к самому скользкому для меня моменту. В конце концов, Тревор и Джордж - не только мои старые друзья, но и друзья Люси, и в моих интересах было попытаться убедить их в том, что они просто обязаны поддержать меня в столь щекотливом деле.

На некоторое время разговор о моем предательстве по отношению к жене пришлось отложить: официантка принесла закуски, и Джордж немедленно пустился в уже привычные нам пространные рассуждения на тему «Современные рестораны - просто дерьмо». Особое отвращение он испытывает к тому, что в 1980-е годы называлось «nouvelle cuisine»[15]и заключается в том, чтобы подавать на большущей тарелке крохотную, но чрезвычайно претенциозно оформленную порцию.

– Ненавижу эти убогие забегаловки, - заявил он во весь голос, так, чтобы официантка его слышала. - Подадут тебе лохань размером с крышку от мусорного бака - а еды на ней столько, что поневоле подумаешь: да ее просто не помыли после предыдущего клиента. Но в итоге оказывается, что это и есть основное блюдо, которое ты заказал.

Если нашей ледяной красавице официантке и было хоть какое-нибудь дело до того, какого мнения придерживается Джордж о еде в их ресторане или о манере повара украшать блюда, то это никак не отразилось на выражении ее идеально правильного, словно с картинки, лица. Единственное, что она себе позволила, - это легкую презрительную улыбку, в которой безошибочно читалось: «Тоже мне, умник нашелся! Да у меня таких мудаков, как ты, по две тысячи в день бывает», а затем развернулась и направилась в сторону кухни, предоставив нам с Джорджем пускать слюнки, пялясь на ее шикарный зад. Джордж заметил, что эта девица, без сомнения, может легко колоть грецкие орехи между своими весьма спортивными, можно даже сказать, атлетическими ягодицами. Впрочем, сказано это было уже не для нее, а для того, чтобы позлить Тревора, который тотчас же завелся и потребовал, чтобы Джордж оставил при себе свои безвкусные, сексистские, инфантильные и гетеросексуальные комментарии.

После этого мы вернулись к трудному для меня разговору о том, как относится Люси к использованию в моем сценарии некоторых подробностей нашей с ней личной жизни.

– Честно говоря, я потрясен, что она вообще разрешила тебе писать об этом, - сообщил Тревор. - Правда, потрясен. Нет, я понимаю, конечно, что ты пишешь художественное произведение, а вовсе не вашу с Люси историю, но ведь материал тебе откуда-то брать надо.

Настало время выложить карты на стол и признаться, что я пока еще не посвятил Люси в свои планы. В качестве оправдания я сказал, что не хотел нервировать ее попусту, если бы вдруг мою заявку не утвердили. Кино ведь дело такое - абсолютно непредсказуемое и рискованное.

– Если даже вы, ребята, заключите со мной договор, я собираюсь еще некоторое время продолжать работать на радио, а сценарий писать инкогнито.

По реакции Джорджа и Тревора я понял, что не смог полностью убедить их в правильности выбранной мною линии поведения, но, если говорить честно, это не их ума дело. А вот то, что моя заявка понравилась им и даже Найджелу, - это факт, и факт очень приятный. Я испытываю странное, непривычное ощущение: едва ли не впервые за долгие годы я решился на какой-то поступок, о котором, кажется, мне не придется пожалеть.

Дорогая Пенни.

Сегодня снова вышла на работу и обнаружила на письменном столе конверт. То, что это письмо от Карла, я поняла, даже не вскрывая его. Дело в том, что сам конверт был ручной работы, из очень толстой и дорогой тисненой бумаги, и к тому же запечатан - ни много ни мало - настоящим сургучом! У меня среди знакомых просто нет людей настолько богатых или настолько склонных к театральным эффектам, чтобы послать письмо в подобном оформлении. В письме же говорилось следующее: