Книга Красный вереск - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что творят-то? Вы гляньте!
Плоские, с широченными башнями, утыканные стволами машины — «танки», как окрестил их Олег — почему-то стреляли в землю шагов за полсотни перед собой. В одном месте словно бы прямо из взрытой очередями земли ударил вверх фонтан огня…
— Так мины там, — высказал догадку Богдан. — Ей-пра, ми… Собаки!!!
В самом деле — всмотревшись, можно было различить двух собак. Точно таких, как в Вересковой Долине, большие и мохнатые, прижав уши к головам, они ползли навстречу танкам, распластываясь по земле. На широких спинах висели парные ящики, укрепленные специальной упряжью.
Йерикка, как и Олег, смотревший в бинокль, увидел, что землянин пытается
не заплакать. Пулеметы с башен зашлись вновь, одна из собак вскинулась, но продолжала ползти, волоча задние лапы. Человек послал их навстречу страшным машинам — и, верные голосу преданности, они ползли, превозмогая страх, чтобы выполнить долг. Последний долг перед хозяевами на земле…
Второй сноп разрыва обозначил место гибели еще одного пса. Олег вытер лицо рукавом ковбойки. Йерикка услышал его шепот:
— Доползи… песик…
И пес — пес дополз. Олег увидел, как он свалился под левую широкую, шире, чем у земных танков, гусеницу — и отвернулся поспешно. А Йерикка смотрел, как машину всей левой стороной оторвало от земли, гусеница потекла стальной змеей, полетели вверх какие-то горящие клочья…
В сущности, атака на этом кончилась. Оставшиеся два танка повернули, следом побежала пехота. На позициях защитников заулюлюкали, засвистели, заигогокали от избытка чувств, кое-где возникли обращенные к врагу голые задницы и другие, еще более нескромные, места…
— То все? — разочарованно спросил Богдан.
— Погоди, то ли еще будет… — пообещал Йерикка. А над полем боя уже издевательски звучал голос Гоймира:
— Йой, Чубатов! Позоришь меня что? Слово не даешь что держать? Не стать мне бегом бегать за твоими храбрами, чтоб головы им резать! Пусть хоть две-то трети до нас ногами пройдут! Молчишь что, прихвостень данванский?!
— Зря он это, — мрачно заметил Йерикка. Олег насторожился:
— Ты что-то чувствуешь?
— Та-ак… — Йерикка пожал плечами.
Несколько минут царила почти полная тишина. Потом на опушке начали появляться еле различимые фигурки.
— Они что, головой ударились? — удивился Олег. — Без прикрытия, без артподготовки!
— Стреляй, щенок! — послышался неприкрыто торжествующий мегафонный рев. — Ну, давай, стреляй! Как-то на это навьи твои посмотрят и что за место тебе определят? К Кашею без возврата — так вы говорите?! Ни одна радуга тебя не выдержит!
Олег недоуменно поднял бинокль. Чубатов как-то странно пугал Гоймира. Души умерших славян для нового воплощения в людях своего племени поднимаются в вир-рай по мосту-радуге. Тем, кто в жизни делал немало зла, помогает идти Прародитель — живое существо, давшее начало племени. Но если человек совершил, запредельное Зло — мост подламывается, и сквозь царство Озема и Сумерлы проваливается преступник законов Права еще ниже, в безвозвратное царство Кащея… Но…
— Не стреляйте! — закричал еще кто-то через усилитель. — Никому не стрелять! Никому!
— Они что, крезанулись всем коллективом?! — зарычал Олег. — Как не стрелять?!
— Он прав, — не отрываясь от своего бинокля, ответил, как огрызнулся Йерикка. — Протри стекла!
А по всей линии обороны уже слышались крики, ругательства и проклятья…
…Горные стрелки — не хангары, славяне, хоть и с юга!!! — наступали цепями, пригнувшись и прикрываясь живым щитом. Перед своим строем они гнали… детей.
Не меньше сотни раздетых догола и буквально черных от побоев детей лесовиков — от совсем маленьких до 12-14-летних. Олег напрасно метался
прицелом по строю — он не мог найти ни единой фигуры в форме: то разбитое лицо мальчика-подростка, то плачущая маленькая девочка, то девчонка постарше, не сущая на спине младшего братишку… Смотреть на это было невыносимо.
— Ближе пустить — да и гранатами, навесом! — возбужденно предложил Богдан. Йерикка покачал головой:
— Не успеем… Бросятся, добегут…
— Что ж не ложатся?! — застонал Твердислав с такой мукой, словно его пытали огнем. — Что ж не лягут, глупые?! — и закричал, срывая голос: — Ложитесь! Ложитесь, стрелять нам дайте!
— Ложитесь! Ложитесь! — ревели отовсюду десятки глоток. Пугливо вздрагивая и оглядываясь, живая стена шла.
— Не лягут, — напряженно сказал Йерикка. — Боятся…
Чувство беспомощности захватило Олега. Беспомощности и гнева, причем тоже беспомощного. В который раз осознал он, что враги не имеют ничего общего не только с кодексами чести воина, но даже просто с обычной человеческой жалостью — данваны исковеркали и перекроили их души, превратив в массу тупых скотов, не утруждающих себя мыслями, и кучку умных подонков, этими скотами управляющую… Управляющую по воле данванов же.
— Обидно… — процедил Олег. — Ах, обидно… Перехитрили…
— Переподлили, — с мучительной улыбкой поправил Йерикка. — Ну что? Пойдем к нашим?
— Станем тут, место гожее, — возразил Твердислав.
— Останемся, — легко согласился Йерикка. — и может… — он помедлил: — Может, влупим, возьмем, как говорится, грех на душу?
Три пары глаз. Таких, словно им предложили мочиться на могилу самого родного человека. Нет, даже не возмущенных — непонимающих.
— Хорошая компания, — с чувством сказал Йерикка. И улыбнулся уже по-настоящему.
И тут загрохотали, не меньше дюжины винтовок.
…Никто ничего не понял.
Наверное, даже не поняли те, кто стрелял. В таких случая за человек решает его совесть.
Просто гром винтовок перекрыл крики, и дети начали падать, побежали, кто куда метнулись, садились, снова кричали — и стало видно, как человек пятнадцать стрелков, повернувшись лицами к СВОИМ, стреляют в них почти в упор из винтовок, и падают сами, и стреляют, и падают… И кто-то отчетливо кричит — громко и надрывно:
— В весь бегите! Бегите! Мы не суки! Бегите! Не суки! Слышите?!
— А вот теперь надо быстро, — Йерикка отложил пулемет и выхватил меч и камас. — Не увлекаться и не жалеть. Пошли.
Олег вскочил, словно его позвали на день рождения к другу, на праздник. Да и было так. За несколько минут в нем успело скопиться столько ненависти к невидимым, безликим существам, что расправу с ними только как праздник и можно было расценить. Из окопов и домов выскакивали горцы и лесовики — с мечами, кистенями, чеканами, рабочими топорами-секирами — и неслись через небольшой остаток по ля, отделявший их от стада зверей, волей какой-то злой силы походивших на людей обличьем.