Книга Обитель зла - Сабина Тислер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пожалуйста, останься еще на минуту.
Романо подошел к окну. Он стоял, повернувшись к ней спиной, и говорил спокойно и медленно:
– Не надо игры в прятки, Сара. И лжи. Давай будем откровенны друг с другом. Большего я не требую.
– Я не понимаю… – Ее сердце бешено забилось.
– Нет, ты понимаешь. Его зовут Антонио Грациани, ему двадцать пять лет, он живет на Виа дель Пеллегрини и выглядит чертовски хорошо. Он работает в магазине на улице Виа ди Чита, и у тебя с ним любовная связь. Вы регулярно встречаетесь у него или в Casa della Strega. Как и сегодня вечером.
Сара молчала. Перед глазами у нее все плыло.
– Мне тяжело смириться с этим. Я еще не знаю, что буду делать, но тебя я не брошу.
Он надолго замолчал, не глядя на нее.
Сара не проронила ни звука и боялась даже дышать.
Романо глубоко вздохнул и сказал:
– Но я хочу знать, где ты и когда ты встречаешься с ним. Больше не надо таинственности. Я не слишком многого требую?
Сара покачала головой, но он этого не видел, поскольку по-прежнему стоял спиной к ней и смотрел на ночную, словно вымершую, улицу, где горел один-единственный фонарь. Потом он повторил свой вопрос:
– Я не слишком многого требую?
– Нет, – выдохнула Сара.
– Хорошо. – Только сейчас он повернулся к ней лицом. – Мне изменяют, и я не хочу, чтобы меня еще и обманывали. Этого я не вынесу. Я должен знать, что происходит.
– Да.
– Иначе наши отношения закончатся.
– Да.
– Спокойной ночи, Сара.
– Спокойной ночи, Романо.
Он очень бережно поставил свой бокал на стол и вышел из комнаты. Наступил тяжелый и болезненный момент в его жизни, которого он просто не мог себе представить.
Еще три четверти часа до приземления во Флоренции. В небольшом самолете «Люфтганзы» было прохладно, но он потел так, словно находился в джунглях, где влажность воздуха составляет девяносто восемь процентов. Пот стекал тонкими струйками у него по спине, рубашка прилипла к телу, даже на ресницах дрожали капельки пота.
Ему было трудно дышать, и он с трудом втягивал воздух, чтобы преодолеть тошноту и головокружение. Его дрожащие руки оставляли влажные пятна на маленьком откидном столике, прикрепленном к спинке кресла впереди.
– Вам плохо?
Стюардесса нагнулась к нему, и ее глаза показались ему похожими на шарообразные глаза какой-то рептилии. Ее лицо было зеленым. Он испуганно отшатнулся, но потом заметил, что все вокруг было зеленым. «Это конец, – подумал он. – Проклятье, теперь мне конец!»
– Принесите мне двойной виски, – с трудом выговорил он. – Или нет, лучше тройной.
Стюардесса кивнула, с подозрением посмотрела на него и удалилась.
В кабине пилотов она сказала, что одному из пассажиров очень плохо, но он потребовал алкоголь.
– Значит, отнеси ему виски, – ответил второй пилот. – Через полчаса мы будем во Флоренции, раньше возможности приземлиться нет. Может, у него turkey[86].
Она принесла ему стакан для воды, полный виски, который он выпил маленькими глотками, но очень поспешно. Через несколько минут краски постепенно снова пришли в норму, и все вокруг него уже не было зеленым. Однако расслабляющее действие по-прежнему не наступало, и ему все еще было очень плохо. Мужчина рядом читал газету «La Natione», очевидно, был итальянцем. На носу у него были очки в дешевой оправе, модные в семидесятых годах, да и серый костюм выглядел так, словно с тех пор он не мог позволить себе купить новый. При этом у него были ухоженные, с маникюром руки, а лицо было выбрито так, что кожа напоминала кожу ребенка. Он сочувственно улыбнулся.
– Meglio?[87]– спросил мужчина.
Он кивнул в ответ, не зная, о чем его спросили, и вдруг почувствовал огромное желание наблевать на серый костюм соседа.
Ему вообще не надо было ввязываться в это проклятое путешествие. Сейчас ему все действовало на нервы, и прежде всего то, что он чувствовал себя узником в этом самолете. Ситуацию осложняло также то, что у него в кармане брюк был пакетик с марихуаной. Если он попадется с ним в аэропорту, все будет кончено. Он будет медленно гнить и подыхать в какой-нибудь итальянской тюрьме, потому что без наркотиков уже давно не может жить. Ему сейчас обязательно нужен был joint[88].
Или чуть-чуть кокаина. Где-нибудь в аэропорту, до того как опять начнутся галлюцинации. Он в который раз спросил себя, какой в него вселился дьявол, что он ради какого-то идиотского кинофестиваля согласился лететь в Сиену.
Перед ним сидел Тобиас. Тридцатилетний выскочка, который после затяжного изучения философии и психологии закончил также двухлетний курс киноискусства в школе средств массовой информации в Гамбурге и после этого вообразил, что будет величайшим режиссером в мире. Тобиас жил вместе с сестрой, у него всегда были жирные волосы, а рубашку он принципиально выпускал поверх брюк. Особенно он любил придумывать бренды для своего имиджа. Так, например, у него на шее вечно болтался секундомер – все равно, было это во время работы или нет, – и он постоянно пользовался им. Большинство людей выходили из себя, когда он во время разговора нажимал на секундомер и засекал, как долго говорит собеседник, но Тобиаса это не смущало. Он утверждал, что таким образом развивает чувство диалога и его продолжительности.
В этом году в Сиене впервые проводился «Festival di profes-sionisti giovani del cinema», кинофестиваль молодых режиссеров, победителям которого вручался приз «Campanile». Приз этот был золотого, серебряного и бронзового цвета и выполнен в виде колокольни, у которой сверху находился маленький колокольчик, звонивший, если взять его в руки и потрясти. Тобиас был режиссером фильма, который выступал в номинации немецкого вклада в кинофестиваль. Это был его первый фильм со звучным названием «Дорога на пляж», и он был убежден, что непременно завоюет золотую колокольню. Он вообще считал себя величайшим режиссером всех времен, полагая, что никто ему и в подметки не годится. Любую критику он, разумеется, категорически отклонял, и если даже изображал из себя чуткого к мнению других человека, то это был чистый театр. Очевидно, Тобиасу было скучно, потому что он приподнялся и обернулся назад.
– Эй, Амадеус, – улыбаясь, сказал он, – вот что я хотел сказать… Ты, конечно, можешь делать все, что хочешь, но почему ты отказываешься остановиться в гостинице?
– Я ненавижу гостиницы, – ответил он слабым голосом. – Гостиницы – это самое глупое, скучное и некреативное, что только существует на свете. Самых разных людей со всего мира, как в детском саду, запихивают в одинаковую мебель. Избавь меня от гостиниц!
