Книга Корпус 38 - Режи Дескотт

Происхождение фотоаппарата выяснили благодаря интуиции Мельшиора. Едва вернувшись в Париж, он отправился к Мюллеру в Сан-Мандэ, надеясь найти хоть что-нибудь. У журналиста должны быть зафиксированы результаты расследования.

Мельшиор и Франсини не нашли ничего, кроме коллекции фотографий Службы криминалистического учета, приколотых к стенам; по большей части их авторство было нетрудно установить.

Затем Мельшиор навестил сына репортера. При виде больного миопатией малыша в больничной палате сердце его сжалось, однако он нашел конверт, который оставил ребенку отец. Полицейский никогда не забудет взгляд ребенка, прикованного к постели, которым тот провожал его до двери, когда он уходил с конвертом в руке. Конверт содержал три листка, написанных от руки в форме оправдания и завещания, несколько десятков страниц машинописного текста, а также вырезки из различных ежедневных изданий европейской прессы.

Письмо было сухое, в конце немного торжественное. Мюллер сознавал, что цена его открытия — опасность. Письмо от 21 июля. За несколько дней до отъезда Мюллера в Гримо и исчезновения. Почерк аккуратный, без помарок, даже изящный, несмотря на напряжение. Репортер был силен духом.

Чтение отчета о расследовании вызвало у Мельшиора, а потом у Стейнера и других холодок в спине. Оно основывалось на сообщениях прессы, приложенных к отчету, — первое датировалось июлем 1986-го. Подборка этих заметок наверняка дело долгое, началось несколько лет назад, возобновлялось и обогащалось по мере получения новых сведений.

Постепенно вырисовывался портрет задержанного. Портрет, построенный на годах, полных тайн и предположений, которые подтверждались или опровергались, в зависимости от результатов Мюллерова улова.

В противоположность полицейским, Мюллер жил с этой идеей годами. У него было время подумать и обосновывать догадки. И впечатление, которое производил на него неясный образ убийцы, отражалось в тексте. Отражался и замысел репортера, продиктованный гордостью и соблазном заработать, самостоятельно закончить эту начатую им одним облаву.

Июль 1986-го. Он занимался этим делом семнадцать лет. Но расследование по-настоящему набрало силу, лишь когда появилась Памела.

Упоминалась психиатр. Мюллер упрекал ее за тот страх, что ей внушал, и за ее реакцию на этот страх — стремление отделаться ссылками на врачебную тайну. Как будто клятва Гиппократа имеет силу при таких обстоятельствах. С его точки зрения, ошибкой было привлекать полицию. Отношения, которые у них сложились, его забавляли. О, если бы они могли объединить свои знания, чтобы вести расследование быстрее.

Особенно трудно было поверить, что, лишь читая газеты, вычисляя связи и соответствия, Мюллер смог составить такой отчет. На основании фактов, в которых ни одна европейская полиция ничего подозрительного не увидела. И становилось понятно возбуждение, которое охватило журналиста в последние недели.

Ницца, 1986 год. Бегль, 1987 год. Страсбург, 1989 год. Глазго, 1993 год… Четыре столпа его теории, которую мог бы расшифровать всякий.

На последних страницах появилось название фирмы — шапито «Тотал Себек», цифровая фотография которой была засунута в конверт. Это и натолкнуло Мельшиора на мысль, установить происхождение аппарата, найденного у Ковака. Благодаря серийному номеру легко было доказать, что он был куплен в феврале 2002-го у розничного торговца Винсена и оплачен банковской картой Франсуа Мюллера.

Доказательство происхождения цифрового аппарата прервало молчание Анаконды. В конце концов он указал место в дубовом лесу в Варе, где скрыл останки журналиста.

Четыре часа спустя полицейские из местной бригады подтвердили наличие обезглавленного трупа, который, вероятно, был сильно искалечен перед казнью.

Эти же полицейские сообщили парижским коллегам об исчезновении некоей Кароль Жэй, двадцатисемилетней официантки из «Меру», ночного клуба в окрестностях Марселя. Последний раз ее видели в понедельник, 21 июля, при закрытии клуба около пяти утра. Ее «Р5» с пустым баком нашли на обочине дороги, по которой она возвращалась в Марсель. «Гольф» одного из клубных вышибал был украден, а затем возвращен неповрежденным на стоянку супермаркета. Внутри обнаружена красная губная помада, принадлежавшая девушке. Упомянутый вышибала, некий Пабло Ортиз, вне подозрений.

При упоминании об этом деле Лорэн Ковак ограничился улыбкой. Марсель находится вне района, где расследовались похищения вокруг парка аттракционов. Виновность Ковака в смерти Кароль Жэй означала, что число жертв еще больше, чем они думают.

Руки в наручниках за спиной, торс неподвижен из-за сломанных ребер и повязки, из-под длинных рукавов выглядывают головы кобр. Лорэн Ковак наслаждается страхом, который он внушает. Кажется, он не в обиде на Стейнера за то, что тот убил его змею. В первый раз в кругу яркого света после долгих лет сумрака укротитель рад оказаться в центре внимания. Входящие в комнату проявляют к нему такое же уважение, как слуги — к божеству, жестокому и капризному. Это заставляет его забыть о своей беде. Он вроде бы не беспокоится о будущем своего бестиария.

— Ты знаешь, что у тебя был настоящий поклонник в лице Франсуа Мюллера. Если бы только ему дали возможность, он бы воссоздал малейший твой поступок, малейший шаг. Может, ты считал себя незаметным, но он следил за тобой с июля 1986-го. Ницца. Это была твоя премьера?

Лорэн Ковак не отвечает.

— И в Бегле год спустя, с ужом, обмотанным вокруг тела, — преступление, которое он сопоставил с предыдущим. Потом он тебя не отпускал ни на миг. Как собака, взявшая след. Неплохо, да? Я восхищен. Тем более что о нас такого не скажешь. Верно?

Лорэн Ковак хотел бы засмеяться, но мешает боль.

— Мюллер — это пустяк.

Стейнер поднимает брови. До сих пор этот человек неохотно произнес лишь несколько слов. Тон изменился, голос стал громче, будто он решил начать разговор.

— Я так не считаю.

— Но вы…

Он снова хочет засмеяться, едва заметная улыбка превращается в гримасу.

— Да ты становишься раздражительным.

— Если бы он не был таким алчным. Он, вероятно, смог бы спасти шкуру… Так легко справиться с теми, кем правит соблазн наживы. Все так предсказуемо… Преследовать меня столько лет, чтобы так кончить… Он говорил мне о своем сыне перед смертью. Это для него он все это делал. Он сам сказал. Но я не собираюсь платить за медицинское обслуживание маленького миопата. О чем он думал?

Позади него Мельшиор опускает глаза.

Ковак неплохо говорит. Иногда отрывисто, с перерывами между фразами, но лучше, чем Стейнер ожидал. Голос грубее, резче. В нем есть определенная твердость. Это не относится к его взгляду. Ему приходят на ум многочисленные описания психиатра, касающиеся взгляда рептилии. Он и сам иногда отводит взгляд.

— Эрван Данте-Леган, — бросает полицейский.

Анаконда меланхолически улыбается:

— Кто бы мог подумать… Не Мюллер и тем более не психиатр. Этот фантом… Хороший маленький ученик…