Книга Взять свой камень - Василий Веденеев

А если действительно пленный — военный врач? Почему нет? У него интеллигентное лицо, и повязки на ранах наложены весьма умело. Не исключено, что он сам себя и перебинтовал.

— Вы врач? — приказав усадить пленного на стул и садясь напротив, спросил Шель. Допрос он вел в вокзальном здании. Время дорого, очень дорого!

Пленный молчал, опустив голову.

— По-прежнему неразговорчивы? Ничего, у нас есть средства для развязывания языков. Не стоит доводить до крайностей, поверьте. Отвечайте на вопросы, и я гарантирую вам жизнь.

— Какую? — разлепил спекшиеся губы Сорокин.

— В лагере, — быстро ответил Гельмут.

Пленный заговорил, а это уже пусть маленький, но успех, и его надо всячески развивать. Нельзя же серьезно рассчитывать на получение нужных сведений от ребенка-заморыша, а раненый не выдержит и десяти минут интенсивного допроса — слишком ослаблен ранами и потерей крови и к тому же наверняка голоден.

— В лагере для военнопленных, — уточнил эсэсовец. — Не бог весть, но все-таки жизнь! Вы, наверное, голодны? Так?

Пленный молчал, полуприкрыв глаза. Веки его вздрагивали, лицо напряглось, словно он к чему-то прислушивался.

— Подумайте, — предложил Шель, — я могу вам дать три минуты. Не больше, у меня очень мало времени. Когда они истекут, будем говорить по-другому.

Отойдя в сторону, он поглядел на девочку, сидевшую на полу. Действительно, заморыш — чумазый, худой, с лихорадочно блестящими голодными глазами. Какие же жесткие сердца у этих людей, если они способны таскать за собой по дремучим лесам ребенка, подвергая его смертельной опасности! Варвары, звери!

И в этот момент где-то на путях хлопнул пистолетный выстрел. Гельмут насторожился — кто может там стрелять? Охрана вооружена карабинами, у солдат приданной роты есть автоматы, а пистолеты только у офицеров, но они не бродят по путям. Неужели?..

Быстро выскочив на перрон, он увидел, как над одним из вагонов, стоявшим в стороне от станционного здания, взметнулись языки пламени — почти бесцветные в ярких солнечных лучах, они весело заплясали над крышей, потом появилось облачко дыма, разрослось и расплывающимся по краям столбом начало подниматься к небу.

— Они пришли, — прошептал Гельмут, завороженно глядя на пламя.

Нет, ошибки быть не могло — русские на станции, они здесь, и среди них человек, дерзко бежавший из здания деревенской школы. Именно он стрелял тогда из парабеллума, и сейчас донесшийся до станции звук — тоже выстрел парабеллума.

— Ракетницу! — приказал Шель.

Взяв поданную солдатом ракетницу, он поднял ее ствол к небу и нажал курок. Хлопок, и в сторону разрушенной водонапорной башни протянулась тонкая ниточка — розовая, дымная. Вот она лопнула, и на ее конце вспыхнули два красных шарика сигнальных ракет.

Перезарядив ракетницу, Шель выстрелил еще раз, уже в сторону выходного семафора. Над кучей жирно пропитанных креозотом шпал, сваленных у выходной стрелки, тоже появились два красных шарика, повисели и, сердито шипя, начали неохотно опускаться к земле.

— Прикажите потушить пожар! — обернулся Шель к коменданту. — Иначе огонь перекинется на другие вагоны. И не дайте загореться цистернам, а то будем здесь, как грешники в аду!

«Все, — подумал он, глядя в спину убежавшему отдавать распоряжения коменданту. — Теперь ждать…»

Подняв к глазам бинокль, Гельмут поглядел на разрушенную водокачку. Потом перевел окуляры на рощу позади нее. Оттуда темно-зеленой гусеницей выползла цепь солдат, развернулась и перекрыла пути. Медленно пошла вперед, держа оружие наизготовку.

Удовлетворенно улыбнувшись, эсэсовец поглядел в сторону выходного семафора. Там, перекрывая железнодорожные пути, тоже двигалась цепь солдат. Мышеловка, приготовленная им специально для столь долгожданных гостей, захлопнулась! Теперь им просто некуда деться — станция окружена. Придется вновь встретиться с дерзким беглецом, если он не предпочтет пустить себе пулю в лоб, когда увидит, как бездарно проиграл. А вагон отыщется — Гельмут почему-то был полностью уверен, что горит совсем другой вагон, а не тот, в котором спрятан секретный груз. Видимо, русских ненароком спугнули, и они решили отвлечь внимание, устроив пожар. Ну что же, мысль неплохая, но откуда им знать, что здесь только и ждут любого знака, свидетельствующего об их появлении.

Если верить сельскому кретину Цыбуху, то в разыскиваемой группе русских осталось всего два профессионала. Первый — сумевший скрыться от солдат, под командой убитого Рашке прочесывавших лес, и второй — тот самый дерзкий беглец, проникший в подвал, угнавший грузовик, способный, как знаменитый иллюзионист Гарри Гудини, вылезти даже из защелкнутых на запястьях стальных браслетов. Вот он — самый опасный!

Русского полицейского, местного околоточного надзирателя, или, как его называет Гнат, участкового, Гельмут не принимал в расчет: не та подготовка и, судя по рассказам Цыбуха, даже нет необходимых физических данных. Пусть он сотрудник НКВД, но не того ранга. Что такое мелкий сельский жандарм?

Вместе с ними, кажется, еще бродит по лесам какой-то эстетствующий юноша. Гнат называл его завклубом. Ну, этот совсем не боец. Есть, правда, неизвестное лицо, с которым капитан встречался в лесу. Кто этот человек? Предположим, тоже профессионал. Итак — трое профессионалов против его мышеловки. Пусть каждый из них стоит десятка, но они все равно не выстоят, не сумеют уйти. Здесь им придется вести бой с регулярной частью, имеющей хорошую подготовку и опыт. Ну, сожгут еще несколько вагонов, постреляют, побегают… И сдадутся или погибнут.

Опустив бинокль, Гельмут посмотрел на часы — не пора ли вернуться в здание станции? Он обещал русскому дать три минуты на размышление, а они уже истекли. Во всем должен быть порядок.

Повернувшись, чтобы уйти, штурмбаннфюрер вдруг дернулся и втянул голову в плечи — со стороны разрушенной водонапорной башни дробно застучал пулемет. Его злые короткие очереди словно ударили Шеля по спине кнутом и заставили обернуться. Так и есть, пулемет бил с водокачки, прижимая окружающих станцию солдат к земле, заставляя искать укрытия между рельсов, ломать строй и сбивать нужный темп.

Не ожидавшие удара в спину немцы заметались, оставляя на открытом месте убитых, издали казавшихся серыми холмиками, кинулись к вагонам; не успев добежать, залегли.

И тут, словно откликаясь пулемету, из-за кучи шпал у выходного семафора гулко застрочили автоматы, выкашивая с фланга вторую цепь окружения. Захлопали ответные выстрелы цепь солдат, идущая от семафора, сломалась и тоже залегла.

— Бог мой! — потрясенно прошептал штурмбаннфюрер Шель. — Они устроили свою засаду! Кто бы мог о таком подумать! Смертники…

Русских, засевших на водонапорной башне и за кучей шпал, несомненно, обойдут, сомнут и скоро уничтожат, но уходит время! Проклятый русский, ускользнувший из его рук в деревенской школе, имеет сейчас возможность сделать свое дело, ради которого он проник сюда, на станцию, и жертвует людьми из своей группы!