Книга Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света - Ярослав Зуев

Поскольку англичане оказались пионерами масонского движения, заправляли процессом именно английские ложи. А если и не заправляли, то, по крайней мере, патронировали его, и это понятно, как отмечал Л. Замойский, «цех вольных каменщиков был наиболее удобен для того, чтобы дать форму общественному течению, в котором религиозные (неортодоксальные) взгляды сочетались бы с практическими целями готовить элиту для грядущих перемен».[313]Так, например, главным канцлером главной ложи Парижа (1737) английский исследователь истории масонов масон Стивен Дафое называет уроженца Шотландии Майкла Эндрю Рамсея, который, к слову, полагал «вольных каменщиков» наследниками рыцарей-тамплиеров, спасшихся в труднодоступных крепостях Шотландии от гонений, организованных инквизицией и Филиппом Красивым.

8.6. Ты записался в франкмасоны?

Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции.

Королева Франции Мария-Антуанетта, 1771

Как бы там ни было, но уже к середине XVIII в. практически все влиятельные западноевропейские масонские ложи возглавлялись либо самими монархами, либо их ближайшими родственниками. Среди великих магистров Великой ложи Англии оказались и принц Уэльский (первая половина XVIII столетия) и будущий король Георг II Ганноверский (1683–1760), и его сын Уильям Август, герцог Камберлендский (во второй половине века), короли Георг IV (1762–1830) и Вильгельм IV (1765–1837). Нечто подобное наблюдалось и по всей остальной Европе. В Пруссии верховным руководителем масонов стал воинственный король Фридрих Великий, носивший титул гроссмейстера Великой ложи Трех Глобусов. Его пример оказался заразительным, и в масоны потянулись немецкие князья.

В Германии масонерию возглавил барон Карл Готлиб фон Гунд (1722–1776), организовавший немецких братьев по системе так называемого строгого послушания, предусматривавшей строжайшую дисциплину и безоговорочное подчинение. Патронировал детище барона лично герцог Фердинанд Брауншвейгский, произведенный в 1772 г. в высшую степень посвящения, носившую имя «рыцаря Храма».[314]В 1782 г. «гундовцы» даже провели в Вильгельмсбадене представительный съезд, подразделив всю Европу на масонские провинции.

Достойно удивления положение масонов в дореволюционной Франции, где во второй половине XVIII столетия только ленивый да дурной не стали «братьями» и «сестрами». В 1743 г. пожизненным Великим мастером ложи «Великий Восток Франции» (прилагательных «великий» многовато, но что поделать, раз должность такая) стал принц крови Людовик Бурбон, ему наследовал другой принц крови, герцог Орлеанский. В заместителях герцога числился опять же герцог Монморанси. Скажем прямо, при такой «крыше» масонам просто некого было опасаться, вот они и чувствовали себя как рыбы в воде. Мода пошла такая, в масоны подались священники и литераторы, естествоиспытатели, политики и ученые.

Так, членами основанной в 1769 г. ложи Наук (будущей ложи Девяти Сестер) числились Вольтер и Дидро, Демулен и братья Монгольфье.[315]Да что там говорить, сама королева Мария-Антуанетта[316]выступала добровольным адвокатом масонерии, когда писала сестре в феврале 1771 г.: «Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции; оно далеко не играло у нас такой роли, как в других странах, благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат и таким образом нам известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю, что можно было бы опасаться распространения масонства, если бы это было тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для благотворительности и для развлечений; там много едят, пьют, рассуждают, поют, а король говорит, что люди, которые пьют и поют, не могут быть заговорщиками. Также нельзя масонство называть обществом убежденных безбожников, ибо я слышала, там постоянно говорят о Боге, кроме того, там раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов братства, выдают их дочерей замуж — во всем этом я, право, не вижу ничего дурного. На днях принцесса де Ламбаль была избрана великой мастерицей одной ложи; она мне рассказывала, как там с ней мило обращались, но говорила, что выпито было больше, чем спето; на днях там предполагают дать приданое двум девицам. Правда, мне кажется, что можно бы было делать добро без всяких таких церемоний, но ведь у каждого своя манера веселиться; лишь бы делать добро, а остальное не безразлично ли нам». Мария-Антуанетта прозрела через девять лет.

В ее последнем письме брату, императору Леопольду II,[317]есть такие строки: «Прощайте, дорогой брат, верьте нежности вашей несчастной сестры. Главное, остерегайтесь всякого масонского сообщества. Этим путем все здешние чудовища стремятся во всех странах к достижению одной и той же цели». Впрочем, уже было поздно. Существующее «только для благотворительности и развлечений» масонство отсекло головы и королю, и королеве, и упомянутой в письме новоиспеченной «великой мастерице» госпоже де Ламбаль, причем последней досталось гораздо крепче самой королевы.[318]Да и наследник престола, несовершеннолетний дофин, не зажился на этом свете, скончавшись при весьма зловещих и одновременно загадочных обстоятельствах в тюрьме. Что же до «тайного политического сообщества», в существование которого не верила наивная королева, то оно уже возникло к тому времени. Однако прежде чем мы перейдем к иллюминатам, я вот что хотел бы заметить. И в Британии, и во Франции, и, скажем, в скандинавских странах руководителями влиятельных масонских лож числились члены правящих фамилий.