Книга Праздник покойной души - Валентина Андреева

«Ерунда какая-то получается», – с неприязнью поглядывая на кофейный ручей с сахарными берегами, решила я и принялась за уборку. Кошачье семейство в полном сборе сидело у батареи под окном и вертело головами в такт движению тряпки. – Действительно ерунда: Антонина Генриховна умирает, когда дочь и ее любовник на отдыхе. Допустим, их отъезд был спланирован Владом и Елизаветой. Значит, смерть старушки и есть конечная цель парочки? Ну и зачем им это? Работают по собственной инициативе и безвозмездно. Ради экономии денежных средств пенсионного фонда? Впрочем, если они убили Антонину Генриховну, предварительно записав ее голос, то им же должна принадлежать инициатива выживания из дома Милочки. Именно выживания. Убивать ее не собирались. Опять-таки зачем? И зачем, куда ей «выживаться», если она сама отправила Влада к дочери, исключив таким образом совместное с ними проживание… И не успела Милка попасть в больницу, как Влад ее оттуда украл – угнал прямо на каталке и с капельницей. Не сомневаюсь, что он, интуиция подсказывает. И она этому не сопротивлялась! Никто в больнице не слышал душераздирающих криков о помощи… Украл, потом выкрал из дома ее одежду и любимую кошку. Зачем? И зачем им с Лизаветой убивать Эдика и Гришку? Да!!! Но ведь он угрожал Наташке по телефону! И мне тоже!

… Нет, это я уж слишком увлеклась – занялась прямой подтасовкой фактов. Наташка не могла ошибиться. Точнее, не она, а определитель номера. Ей действительно звонил Влад, использовав мобильный телефон Елизаветы. Но не угрожал, а предупреждал об опасности. А вот мне звонил другой человек – какая-то пискля наговорила гадостей и пыталась напугать. С какой стати Владу грозить Наташке своим голосом, а мне – не своим?

Решив, что обвинений против Влада и Елизаветы недостаточно, я решила согласиться с собственным выводом о непричастности обоих к преступлениям. На душе сразу полегчало.

Еще раз заварив себе кофе, по привычке попыталась уловить его аромат из чашки, но так и не побежденный до конца насморк не дал этого сделать. Тем не менее я с довольным видом уселась за стол. Но выпить кофе в этот день мне, пожалуй, было не суждено. Резкий звонок телефона (опять я ненароком ухитрилась прибавить громкость!) заставил меня подскочить, и новая порция напитка по проторенному пути вольготно разлилась на столе, на этот раз предпочтя стекать мне на джинсы. Кошарики в непобедимом страхе, перепрыгивая друг через друга и привычно скользя лапами на плитках пола, с дико вытаращенными глазами унеслись в глубину квартиры. Живут, бедные, исключительно в вечных бегах.

От растерянности я схватила трубку домашнего телефона и не тем концом поднесла к уху. Надрывая подживающие голосовые связки, безуспешно пыталась доораться до еле слышного абонента, чтобы говорил громче. Спохватившись, перевернула трубку, но там уже были короткие гудки. Ну что за неудачный день!

Только успела вытереть стол, как задребезжал и запел мобильник. Надо бы и у него немного приглушить звук. Тряпка привычно полетела на пол, кошки, собравшиеся было вернуться на кухню, мигом ускакали обратно.

– Ирина Александровна? Это Марина. Вы мне звонили?

– Да, Мариночка. Что же ты пропала?

Наверное, в моем голосе было очень много страдания. Еще бы, горячий кофе просочился через джинсы!

– Я звонила. Мне сказали, что вы больны.

– Ты по-прежнему в общежитии?

– Пока да.

– Марина, я тебя очень прошу, поживи там еще немного. Скоро вся эта история кончится. Ты, кстати, можешь говорить свободно?

– Я в комнате одна. А что вы хотели сказать?

– Скорее спросить… Скажи, ты знаешь, кому принадлежит стриптиз-бар «Фламинго»?

– Точно – нет. Какому-то мужику, вместе со всем клубом, а что? Если надо, уточню, у меня там подруга работает.

– Да нет, мне этот мужик даром не нужен, – обрадовалась я. – А как ты ухитрилась притащить собственную мамочку на представление в стриптиз-бар? Позабавиться решила?

– Вроде того. Она иногда такой правильной бывает, аж противно. Я заехала к ней на работу, а у нее в кабинете две поставщицы тканей сидели. Из Белоруссии, что ли. А сама она в торговом зале была. Ну они сразу поняли, кто я такая, и спросили, как мою родительницу можно отблагодарить за хорошую сделку. Я и сказанула, что она всю жизнь мечтала посмотреть мужской стриптиз, только одной неловко, с близкими знакомыми – тоже. И еще ей это надо сюрпризом сделать, вроде как она врасплох застигнута. Привезти и поставить перед фактом… Вот мы с подругой повеселились! На следующий день спрашиваю, почему так поздно домой вернулась, а она: «В театре была, балет смотрела».

– Там она и с Владом познакомилась?

– Скорее, он с ней. Его моя подружка подзавела… Он и понятия не имел, что стеснительная женщина – моя мать.

– Ну и ладушки. А скажи, пожалуйста, не помнишь ли ты из своего детства или юности примерно такой эпизод: бабушка или мама, а может, обе вместе ожидают приезда какого-нибудь гостя или гостьи из-за границы? Но особой радости по этому поводу не испытывают.

– Подождите минутку… Рит, ты уже сбегала? Твой кошелек на твоей кровати валяется. Возьми деньги из моего, потом разберемся. Алло… Ирина Александровна, вы меня слушаете? – Я мгновенно подтвердила. – Это Ритка прибегала – понеслась в магазин без кошелька… Лет пять назад бабушке пришло какое-то письмо. Мы с ней спустились на лифте вниз – за ней пришла машина, чтобы отвезти на дачу. Конверт из почтового ящика вынимала она. Я тащила сумки, поэтому и не остановилась. Только пинком дверь подъезда открыла, слышу, она мне кричит: «Марина, будь добра, скажи водителю, что он свободен. Я никуда не еду, что-то плохо себя чувствую…» Вот так, вмиг занедужила! И велела ничего не рассказывать матери о конверте. Очень мне надо! А через две недели мой папа ее куда-то возил. Прямо с дачи. Единственный раз за все время она к нему обратилась, что-то у нее не получилось с поездкой на другой машине. Ну а больше я ничего не припомню.

– Да и этого достаточно. А прабабушка тебе, случайно, не говорила, как звали ее воспитанницу – родную сестру твоего прадеда?

– Генриха? Эльзой. Бабушка звала ее Лизонькой… Алло? Ой, извините, кажется, у меня зарядка кончается. Я…

На этом разговор и закончился. Зарядка Маринкиного мобильника закончилась одновременно с деньгами на моем абонентском счете. Я не успела уточнить последний вопрос. А за окном, словно из солидарности с моим душевным состоянием, носились кругами подхваченные ветром снежинки. Такие спокойные еще совсем недавно. Глядя на эту снежную путаницу, я подумала, что Антонина Генриховна не зря терпеть не могла имя Лизонька. Именно поэтому упорно не называла им сиделку.

Наташка приплелась с работы, измученная насморком.

– Пятница, тринадцатое… – гнусавя, сказала она.

Точно так же гнусавя, я утешила ее тем, что этот день почти прошел.

– Значит, жди неприятностей к ночи, – скептически заметила подруга. – У тебя остался антипростудный запас? Веришь, не было сил даже в аптеку заглянуть. Даже упаковка анальгина заставила бы ноги согнуться в коленях – от тяжести. Это у меня запоздалая резко-отрицательная реакция на ночное зрелищное мероприятие.