Книга Завет Холкрофта - Роберт Ладлэм

— Ты, должно быть, была очень одинока...

— О нет! Я ведь никогдане была одна. Мои друзья были в моем воображении, они могли сидеть на стульях или на моей кровати, и мы разговаривали. Мы могли говорить часами, поверяя друг другу свои секреты.

— А в школе? У тебя были друзья из плоти и крови? Минуту Хелден молчала.

— Несколько, очень немного. Теперь, оглядываясь назад, я не могу их осуждать. Мы все были детьми. Мы покупали так, как нам говорили родители. Те, у кого были Родители.

— Что же им говорили родители?

— Что я — фон Тибольт. Маленькая девочка с глупым именем. Моя мама была... ну, в общем, моей мамой. Я думаю, они считали, что это клеймо заразно.

Может быть, на ней и было выжжено клеймо, подумал Ноэль, но не ее мать была причиной этого. «Одесса» Мориса Граффа руководствовалась более важными соображениями. Миллионы и миллионы закладывали свой любимый рейх, чтобы быть использованными предателями вроде фон Тибольта.

— Дела пошли лучше, когда ты выросла?

— Лучше? Конечно. Растешь, приспосабливаешься, понимаешь то, чего не понимала ребенком.

— Друзей стало больше?

— Близких, пожалуй, нет, но больше и не было нужно. Я была не слишком общительна. Я привыкла быть одна; я понимала, почему меня не приглашают на вечеринки и обеды. Во всяком случае — в респектабельные семейства. Годы урезали круг общения моей матери, скажем так, но не ее деловые интересы. Она была акулой: нас избегали даже свои. И конечно, немцев остальные жители Рио по-настоящему не принимали в те годы.

— Почему, ведь война кончилась?

— Но не проблемы. Немцы являлись постоянным источником проблем в то время. Нелегальные деньги, военные преступники, израильские охотники... это продолжалось много лет.

— Ты такая красивая, трудно себе представить, чтобы ты была... скажем, совсем одна.

Хелден приподнялась и посмотрела на него. Она улыбнулась и правой рукой отвела волосы назад, держа их у шеи.

— Я выглядела очень суровой, дорогой. Прямые волосы, собранные в пучок, большие очки и платья на размер больше. Ты бы дважды на меня не взглянул... Не веришь?

— Я думаю не об этом.

— А о чем?

— Ты сказала «дорогой». Она ответила на его взгляд:

— Да, так я и сказала. Это же вполне естественно. Ты не против?

Он ответил ей прикосновением.

* * *

Она снова сидела на стуле, одетая в комбинацию, вместо неглиже, и потягивала бренди. Ноэль — рядом на полу, опираясь на кушетку. Вместо купального халата, на нем были трусы и рубашка. Они держались за руки и наблюдали за огнями на лодках, скользивших по воде.

Он обернулся и взглянул на нее:

— Тебе лучше?

— Много лучше, дорогой. Ты очень нежный. Я мало таких встречала в жизни.

— Меня это не интересует.

— Я не это имела в виду. Кстати, для твоего сведения. У Полковника меня прозвали Fraulein Eiszapfen.

— А что это значит?

— Сосулька, Мадемуазель Сосулька. А на работе уверены, что я лесбиянка.

— Отсылай их ко мне.

— Лучше не стоит.

— Я им скажу, что ты суха как солома и к тому же злоупотребляешь кнутами и велосипедными цепями. От тебя все разбегутся.

— Это очень мило. — Она поцеловала его. — Ты мягок, нежен и легко смеешься. Вы мне очень нравитесь, Ноэль Холкрофт, и я не думаю, что это так уж хорошо.

— Почему?

— Потому что, когда мы простимся, я буду думать о тебе. Ноэль дотронулся до ее руки, все еще касавшейся его лица; он забеспокоился.

— Мы только встретились. Зачем прощаться?

— Тебе много надо сделать. Мне тоже.

— У нас обоих есть Цюрих.

— У тебя есть Цюрих. А у меня своя жизнь в Париже.

— Одно другому не мешает.

— Ты этого не знаешь, дорогой. Ты ничего обо мне не знаешь. Ни где я живу, ни как я живу.

— Я знаю про маленькую девочку, у которой была отдельная комната и которая сто раз смотрела «Волшебника страны Оз».

— Вспоминай о ней с нежностью. А она будет вспоминать тебя. Всегда.

Холкрофт убрал ее руку со своего лица.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Спасибо за приятный вечер, всего хорошего?

— Нет, дорогой. Не это. Не теперь.

— Так что жеты хочешь сказать?

— Я не знаю. Может, я просто думаю вслух... У нас впереди еще дни, недели, если хочешь.

— Хочу.

— Но обещай, что ты никогда не будешь пытаться меня найти, встретиться со мной. Я сама тебя найду.

— Ты замужем? Хелден засмеялась:

— Нет.

— Ну, значит, живешь с кем-то?

— Да, но не в том смысле, в каком ты думаешь. Ноэль пристально посмотрел на нее.

— Какого ответа ты ждешь от меня?

— Скажи, что обещаешь.

— Дай мне понять тебя. Кроме того места, где ты работаешь, я нигде не могу тебя найти. Я не могу узнать, где ты живешь и как с тобой связаться.

— Я оставлю тебе телефон подруги. В крайнем случае, она знает, где меня искать.

— Мне казалось, я твой друг.

— Это так. Но по-другому. Пожалуйста, не сердись. Это ради твоей же безопасности.

Холкрофт вспомнил, что произошло три дня назад. Хелден боялась его, боялась, что его прислали не те люди.

— В машине ты сказала, что Цюрих — это решение многих проблем. Это твой ответ? Не может ли Цюрих изменить твою жизнь?

Она колебалась:

— Возможно. Но у нас столько дел...

— И так мало времени, — закончил Холкрофт. Он дотронулся до ее щеки, заставляя взглянуть на него. — Но прежде, чем появятся деньги, можно воспользоваться банком в Женеве и выполнить условия, которые они ставят.

— Я понимаю. Ты говорил об этом, и я уверена, что Иоганн знает о них.

— Не уверен. Он оказался жертвой спекуляций, которые могут выбить его из обоймы.

— Выбить откуда?

— Дисквалифицировать его. Испугать людей в Женеве; заставить их запереть подвалы. Мы вернемся к этому через минуту. Я хочу поговорить о Бомонте. Кажется, я знаю, кто он, но мне нужна твоя помощь, чтобы убедиться в этом.

— Чем я могу помочь?

— Когда Бомонт был в Рио, был ли он как-то связан с Морисом Граффом?

— Понятия не имею.

— Можем ли мы это как-то узнать? Нет ли в Рио людей, которые могут это знать?