Книга Правильный пацан - Сергей Донской

Жарко, тоскливо подумал Березюк. Настоящее пекло.

При мысли о том, что кто-то может хлебать варево, запахом которого вскоре пропиталось все вокруг, его чуть не вывернуло наизнанку. С желудком явно творилось что-то неладное, но Березюк пока не решался подступиться к грязному углу, где находились унитаз и раковина. Там, у брызжущего крана, крутился человек-петух, отдраивая зубы мылом. Очутиться с ним рядом было так же жутко, как встать на самом краю пропасти. Того и гляди, ухнешь на самое дно.

– Ты, хмырь!

Каким-то шестым чувством Березюк определил, что обращаются именно к нему, и открыл глаза. Свесив обритую голову в проход, на него сверху смотрел урка, иссиненный по самое горло пиковыми тузами да церковными куполами.

– Я, что ли? – уточнил Березюк.

– Ты, ты, – подтвердил синий. – Тебя как звать?

– Юрием. Юра я.

– Что ж ты, Хуюрий, застрял на проходе? А ежели человек, к примеру, захочет из камеры на прогулку выйти и о твои корявые ноги споткнется?

– Выйти? – Березюк бросил растерянный взгляд на тяжелую дверь с решетчатым «намордником». – На прогулку?

– Ага. Телок поснимать, пивка попить холодненького.

Вокруг дружно заржали. Те, которые дружно хлебали баланду, – подобострастно. Остальные, выделявшиеся ленивыми жестами и особым блатным форсом, – недобро.

– Костыли, говорю, подбери, чертила, – рявкнул синий, сгоняя с костистого лица ухмылку. – Тебе ж по-человечьи сказано! Или ты только птичьему языку обучен?

– У-у-у! – пронеслось по камере протяжное, и сразу сделалось гораздо тише, чем секунду назад.

– Я понял, понял, – закивал Березюк в этой грозной тишине, поджимая колени к груди. Желудок отозвался на изменение позы возмущенным бурчанием.

Вскоре, как ему показалось, о нем снова забыли. Заключенные хлебали посеребренную чешуей уху из мисок, которые здесь называли «шлюмками», бойко тарахтели своими «веслами» – ложками со спиленными черенками. Пайки серого глинистого хлеба, покрытые холмиками сахара, оставлялись на десерт. Березюк, продолжавший сидеть на своем свернутом матраце, – тоже, хотя он не догадывался об этом. Он понятия не имел, как легко оказаться сожранным там, куда он определил стольких людей. Он знал о тюремных порядках лишь понаслышке и никогда не примеривал их к собственной шкуре.

Он еще не чуял, как близко бродит беда, когда дежурный, кособокий мужичонка в семейных трусах, заколотил вылизанной миской в железную дверь, вопя на весь коридор:

– Эй, кипяток гоните, чувырлы козлоногие! Народ чаю желает!

Народ поддержал дежурного криками:

– «Брук-бонда» хочу!

– Чаю «Беседушка – отсоси, соседушка!»

– Мне какавы!

– А мне чашечку кофею, мне какава по колену!

Наблюдая украдкой за дурачащимися сокамерниками, Березюк с удивлением заметил, что многие раздеваются до трусов, готовя кружки под кипяток. Видимо, здешние законы запрещали ужинать в полуголом виде, а чаепитие допускало некоторую свободу нравов. Лишь те, что сидели за единственным в камере столом, не следовали примеру большинства. Похоже, несмотря на неимоверную жару, они и кипяток собирались пить при полном параде – в спортивных штанах и майках.

С трудом гоняя спертый воздух сипящими легкими, Березюк все нетерпеливей поглядывал на отхожее место. Он слышал где-то, что походы на «толкан» во время трапезы запрещены, и теперь гадал, сколько же может продлиться чаепитие. Сливная труба из раковины тянулась к унитазу, и еще до ужина Березюк подметил, что те, кто справлял нужду, обязательно открывали кран над раковиной, чтобы вода постоянно лилась в унитаз. Оттуда, несмотря на импровизированный полог, исходили жаркие волны вязкой вони.

Березюк обессиленно откинулся на изгаженную штукатурку стены, к которой был вплотную придвинут его матрац. Невыносимо хотелось пить и курить. Но всего мучительнее были усиливающиеся позывы в желудке. Когда же эти твари нажрутся и напьются? Сколько еще будет продолжаться эта пытка?

– Мужики! – зазвенел чей-то возмущенный голос. – Толкан забит! Чё делать будем?

Березюк первым делом взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что продремал около часа. Сокамерники галдели, суетились, их сделалось как бы раза в два больше, чем до ужина, когда большинство сидело на нарах. Кто-то монотонно долбил миской в дверь и требовал начальника. Кто-то призывал немедленно найти пидора, уронившего в унитаз подштанники, и утопить его там же. Нарастающий ропот пронзил один разбойничий посвист, второй.

Березюк попытался распрямить затекшие ноги и, охнув, скрючился еще сильнее. Внутри бушевало похлеще, чем снаружи. До потемнения в глазах. До такого кислого обилия слюны во рту, что впору захлебнуться.

– Что, братишка, брюхо подвело? – участливо спросили рядом.

С трудом открыв веки, Березюк попытался ответить, но сумел лишь утвердительно кивнуть головой.

– Худо твое дело, братишка.

Посочувствовавший новичку зэк опустился на корточки и, пялясь на страдающего Березюка, заулыбался до ушей. Зубы у него были черные. Этими гнилыми зубами он откусывал крошечные куски горбушки, посыпанной сахарным песком, и явно чего-то ждал. Все ждали.

Гвалт как-то сам собой прекратился. От десятков взглядов, устремленных на него, Березюку сделалось совсем худо. Хватаясь руками за стену, он встал и сделал шаг по направлению к отхожему месту.

– Куда?! – прикрикнул с верхней койки синий от татуировок урка. – Параша Ивановна закрылась на переучет. Терпи.

– Не могу, – взмолился Березюк, перебирая ногами. – Не могу, братцы. Расстройство желудка у меня.

– А нам долбать, – заявил зэк с горбушкой. – Мы кушать изволим, разве не видишь? – Он отщипнул губами несколько хлебных крошек и заржал, подавая пример сокамерникам.

Те дружно грянули на все голоса.

– Скоро ассенизаторы явятся, – пробормотали справа от Березюка. – Хоть пальцем задницу заткни, а терпи. Иначе…

Березюк уставился мутным взглядом туда, откуда последовал совет, и увидел бледного веснушчатого парня в треснутых очках. Кажется, только он один не гоготал, потому что остальное пространство было заполнено оскаленными ртами. Как будто в окружении волчьей стаи очутился. Сейчас начнут рвать зубами.

– Я не могу больше, не могу-у-у!!! – взвыл Березюк, падая на колени.

Он потерял чувство времени и пространства. Ему казалось, что он находится в центре чудовищного хоровода, участники которого обрядились в звериные маски. Это длилось бесконечно долго, а внутри бродило, бурлило, плескалось что-то жгучее, бросающее в жар.

Издевательские голоса доносились как сквозь вату.

– У-ха-ха!.. А-ха-ха!.. Го-го-го!..

– Люська! Тащи матрац новенького к параше поближе!