Книга Тень автора - Джон Харвуд

Знаю, что ты скажешь: я слишком поддаюсь страху. Если бы. Какое бы я испытал облегчение. Но на самом деле все не так. Я постоянно получаю сигналы – как будто сзади крадется некое чудовище. Разум говорит «нет», но кожей, затылком, всем телом я чувствую, что надвигается неотвратимое. В этом доме все возможно.

Алиса, я знаю, что мы договорились подождать, но мне действительно необходимо поговорить с тобой прямо сейчас. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким. Сегодня утром, в архиве, я наводил справки и о тебе, вернее, пытался, просто не мог удержаться. Ты ведь родилась не в Англии, тогда почему ты скрывала это от меня? Как и то, что несчастный случай тоже произошел не здесь? После шока, который я испытал, узнав о том, что и Стейплфилд, и все мое детство оказались обманом (я, конечно, имею в виду детство матери, но это все равно), ты должна понять, почему мне необходимо слышать твой голос именно сейчас, не «очень скоро», а сейчас.

Я буду ждать в течение часа, пока ты будешь читать это, а потом позвоню в госпиталь…

От: [e-mail]

Кому: [e-mail]

Тема: нет

Дата: среда, 11 августа 1999 20:29:53

Я не говорила тебе, потому что хотела сделать сюрприз, но я уже покинула госпиталь. Сейчас я прохожу последний курс сеансов физиотерапии в клинике Сейнт-Джон-Вуд и приеду к тебе дня через три, может быть, раньше. Больше всего на свете мне хочется схватить телефон и излить тебе душу. Но мы можем пожалеть об этом потом.

Не стоит начинать с банальностей: «Привет! Как ты? Здорово, что можно наконец поболтать!» Ты для меня – рыцарь, которому предстоит последнее испытание.

Звучит, наверное, тривиально, но ты не должен терять надежду, я имею в виду, насчет своей матери. Мне кажется, ты просто впал в транс, когда писал то послание, и не надо терзаться сомнениями: ты его написал или Энн. Думаю, это Энн говорила в тебе, но страх заставил тебя взяться за карандаш. Дома, особенно старые, долго хранят души своих обитателей, и на тебя так подействовала эта аура.

Мы скоро будем вместе.

Твоя возлюбленная

Алиса

Прочитав ответ Алисы, я вышел из интернет-кафе и слился с толпой горожан, штурмующих Юстон-роуд. Рев и гудки транспорта подействовали на меня успокаивающе: во всяком случае, они отвлекали от мыслей. Сразу за Тоттенхам-Корт-роуд я обнаружил улицу с множеством ресторанчиков. Я выбрал самый шумный, съел что-то отдаленно напоминающее средиземноморскую кухню, выпил бутылку отвратительного, но дорогого красного вина, которое к тому же оказалось с осадком. По дороге к отелю я прихватил в каком-то магазинчике безакцизную бутылку виски.

На следующий день я проснулся в десять утра с тяжелой головной болью, которая сопровождала меня на всем пути от Кингзуэй до Сомерсет-Хаус, где я рассчитывал увидеть завещание Айрис, но получил ответ, что завещания здесь больше не хранятся. Меня отослали обратно в Ферст-Авеню-Хаус, безликое современное здание, охраняемое не хуже аэропорта. В очереди передо мной оказалось всего двое посетителей, так что уже через несколько минут я установил, что имущество Виолы было оценено в 12 989 фунтов стерлингов, а имущество Айрис – она умерла 6 октября 1949 года – в 9135 фунтов. Я попросил снять копии с завещаний, мне сказали, что придется подождать около часа, и я вернулся к регистраторам.

Мой дед Джордж Руперт Хадерли скончался, не оставив завещания, в госпитале Принца Альфреда в Брайтоне 13 августа 1929 года, и его состояние оценивалось в 724 фунта 13 шиллингов 9 пенсов. Муж Виолы, Альфред Джордж Хадерли, умер не в Феррьерз-Клоуз, а в доме 44 по улице Эннисмор-Гарденз-Найтсбридж 7 декабря 1921 года, оставив после себя состояние чуть менее 6000 фунтов. Так что, по всей видимости, Виола унаследовала и деньги, и Феррьерз-Клоуз от своей семьи. Потом мне пришло в голову продолжить поиски вплоть до 1949 года, просто чтобы убедиться, что Энн Хадерли не числилась умершей, в то время как мисс Хамиш не знала об этом; я добрался до 1990 года и только тогда вспомнил, что, будучи душеприказчиком Энн, мисс Хамиш не могла не знать об этом.

Мои копии были готовы, когда я уже собирался уходить. Виола изъявила свою последнюю волю 10 августа 1938 года, завещав все Айрис, с оговоркой, что, если Айрис умрет до подтверждения завещания, имение будет поделено поровну между «моими внучками Энн Викторией и Филлис Мэй Хадерли, проживающими в Феррьерз-Клоуз, Хемпстед». Ее душеприказчиком был назначен Эдвард Никол Питт, проживающий по адресу: 18, Уэтстоун-парк. Завещание Айрис, подписанное 4 октября 1949 года, за два дня до ее смерти, было еще проще. Она оставляла все «моей дорогой племяннице Энн Виктории Хадерли». Питт-старший вновь назначался душеприказчиком; Филлис даже не упоминалась.

Сидя в шумном кафе, среди орущих в мобильники посетителей и ревущих кофеварок, я почти убедил себя в том, что не верю в спиритические послания. Конечно, я сам написал те слова. Если бы только я мог вспомнить, что писал их, можно было бы не переживать насчет раздвоения личности. И привидений. Я достал авторучку и коснулся кончиком пера чистого листа блокнота, пытаясь восстановить в памяти тот момент. Но память ничего не возвращала, и вместо этого я поймал себя на том, что думаю об Алисе.

Чуть позже я обнаружил, что все это время рисовал карикатуру. Над жирной буквой «А» я нарисовал маленькую свинью с крыльями, зловещей улыбкой и нимбом.

По крайней мере, это доказывало, что в забытьи я мог написать и то послание.

В семь часов вечера я сидел в просторной пивной у подножия Дауншир-Хилл. Вечернее солнце отбрасывало последние лучи на траву. Было еще светло.

Из Холборна я медленно вернулся к Саутгемптон-роуд, намереваясь зайти в новое здание Британской библиотеки и попытаться найти еще какие-нибудь сказки Виолы. Вместо этого я добрел до отеля и лег спать, проснувшись в половине шестого. Головная боль отступила, но ком все еще стоял в животе. Голод, решил я.

Поем – и все пройдет.

Но ни кусок жареной баранины, ни пиво, ни оживленная обстановка вокруг не смогли избавить меня от тяжести.

«Ты для меня – рыцарь, которому предстоит последнее испытание». Через пару дней я смогу посидеть здесь с Алисой. «Верь мне». Я пытался представить, как она сидит передо мной за столиком в белом платье в пурпурный цветочек, с густыми медно-рыжими волосами, убранными в хвост. Она сказала, что будет в этом платье, когда мы встретимся; она до сих пор его носила. «Алиса такая красивая, мы все обожаем ее». Так написала Парвати Наиду, медсестра из госпиталя на Финчли-роуд. Я совсем забыл про Парвати, пока мучился сомнениями.

И о чем же мы станем говорить, сидя здесь, наблюдая закат солнца? Действительно ли Филлис убила свою сестру и переспала с ее женихом? Мне нравилось, что Алиса так горячо защищает мою мать, но не мог с ней согласиться. Основываясь на дневнике Энн, Филлис Мэй Хадерли можно было считать виновной, пока не доказано обратное. Но чтобы доказать ее невиновность, мне предстояло выяснить, что же в действительности стало с Энн.