Книга Волшебство для короля - Дэниел Худ

Камень под пальцами становился все холоднее, так же как и окружающий воздух. Он зябко передернул плечами и потряс головой. Светящиеся круги, пляшущие перед его глазами, пропали, осталось одно пятно — и оно все росло. Осторожно продвигаясь вперед, Лайам наконец догадался, что приближается к источнику света. Он облегченно вздохнул, невольно заторопился — и… очутился в первом зале святилища, причем совсем неожиданно для себя.

Руки его, потеряв опору, упали, стены вокруг раздались, ушли ввысь. Свисавшие с потолка огромной пещеры отложения минеральных солей — сталактиты срослись с поднимающимися снизу вверх сталагмитами, образуя нечто вроде колонн. В стенах гигантской каверны зияли черные лазы, над некоторыми висели таблички из тускло светящегося металла, однако освещали пещеру совсем не они. Свет исходил от изваяния мрачной богини. Лайам шел к нему, как через лес, пронизанный серебром лунных лучей. Изо рта его валил пар.

Ночь восседала на каменном троне. Одной рукой она приподнимала ворот плаща, закрывая лицо, другой, полусогнутой, поддерживала геометрически правильный шар. В ногах ее лежали два волка, на плече примостилась сова. Вся эта зловещая скульптурная группа источала холодное неземное сияние.

Тут же стояла молодая женщина в белых одеждах жрицы Матери Милосердной. Услышав шаги, она подняла голову.

— Приветствую тебя, сын мой.

«Сын!» Лайам был ее лет на десять постарше. Он поклонился, пряча усмешку.

— Приветствую тебя, матушка.

— Ты хочешь здесь помолиться?

Она говорила шепотом, и Лайам невольно понизил голос.

— Не я, матушка. Мой господин. Он придет чуть позднее и приказал мне загодя посмотреть, что тут к чему. Говорят, пещеры так глубоки, что в них немудрено заблудиться…

Служительница усмехнулась, блеснув ровными зубками.

— И правда, немудрено. Но сюда, как видишь, дорога прямая…

— Моему господину желательно побыть одному. — Лайам движением подбородка указал на зияющие отверстия в стенах. — Есть ли тут для того подходящее место?

— Есть, как не быть. Идем, покажу.

Жрица повела мнимого порученца важного господина к лазу, не отмеченному табличкой. В своих белых одеждах она походила на привидение и ступала легко. Лайам слышал лишь шарканье собственных туфель. Коридор пошел вниз, потом повернул, стало темно, однако впереди что-то забрезжило. Тьму сменил полумрак, узкий тоннель постепенно расширился, пока не сделался чем-то вроде продолговатой пещеры. Жрица остановилась и обернулась к Лайаму.

— Думаю, твой господин будет доволен, — с улыбкой прошептала она. — Там дальше — колодец Ночи. Самое уединенное место из тех, что нам здесь доступны.

Пол пещеры был устлан сырым песком. Жрица махнула рукой, предлагая спутнику убедиться в правоте ее слов. Лайам ступил на песок. Пещера, похоже, имела форму улитки: шагов через двадцать он обернулся и обнаружил, что жрица скрылась из глаз. А еще через сорок шагов коридор завершился короткой каменной лестницей, спускающейся в круглое конусообразное помещение с небольшим алтарем. Лайам внимательно осмотрелся, но источника света не обнаружил, хотя в колодце было довольно светло.

«Ну, неважно. Главное, Уорден со своим надежным свидетелем сможет незаметно продвигаться за нами и с близкого расстояния услышит наш разговор».

— Место прекрасное. Оно, без сомнения, подойдет моему господину, — сказал Лайам, вернувшись. — Спасибо, матушка.

Жрица вновь улыбнулась — с едва приметной долей лукавства. Возможно, она подумала — ну что там за господин может быть у такого вот разрисованного, как праздничный шар, морячка?

Выйдя наружу, Лайам с наслаждением вдохнул свежий смолистый воздух. Как хорошо снова видеть дневной свет!

«Место не идеальное, — сообщил он Фануилу. — Я предпочел бы, чтобы оно имело несколько выходов. Однако сойдет и так».

«Ты в этом уверен?»

«Я же сказал, что нет».

«Может быть, мне отправиться вместе с тобой?»

«Нет. На твой счет у меня планы иные. Кстати, друг мой любезный, спустись-ка сюда!»

Лайам развязал кошелек и достал Панацею. Потом нахмурился: бечевки-то нет! Он застонал, расстегнул куртку и вытянул шнурок из воротника рубашки. «Идиот! Нет гвоздя — подкова пропала, нет подковы — лошадь упала…»

Фануил камнем свалился с небес и уселся возле хозяина. Лайам застегнул куртку и встал на колени.

«Твоя задача — беречь Панацею и понапрасну не рисковать. Мало ли что может случиться».

Дракончик принял ношу безропотно и лишь заметил, что крепление ненадежно.

«Мастер, склянка будет держаться?»

— Ты многого хочешь от шнурка из рубашки! — ворчливо откликнулся Лайам. — Будет, если ты не станешь соваться в драку. И летать, как угорелый. А также дышать.

Он окинул взглядом густой ельник.

— Спрячься-ка среди лап. Оттуда ты сможешь видеть всех, кто вздумает к нам подобраться…

«А что мне делать, если на тебя нападут?»

Лайам легонько хлопнул приятеля по башке.

— Сейчас главное — Панацея. Ты должен заботиться лишь о ней.

Фануил вскинул мордочку. Взгляд его желтых — со зрачками-щелками — глаз был абсолютно непроницаем. В конце концов фамильяр отвернулся.

«Слушаюсь, мастер».

«Вот и хорошо. Вот и славно».

Лайам почесал дракончику шейку. Издалека донесся рев труб.

«Это, должно быть, королевский кортеж. Давай-ка, малыш, спрячься».

Фануил осторожно расправил крылья, покосился через плечо на флакон и, несколько раз подскочив, словно неуверенный слеток, взмыл в воздух. Убедившись, что фамильяр благополучно угнездился на толстых ветвях, Лайам ушел. Невзирая на то что в долине Рентриллиан кишели массы народу, гробницы Мариданов имели все тот же заброшенный вид. Только у первого склепа на коленях в тупой задумчивости стояли двое городских увальней с дородными женами, а позади них скучал мальчишка с корзиной. Он поднял на Лайама рассеянный взгляд и тут же потупился, надув недовольно губы.

Впереди кортежа вышагивали трубачи. Через каждые сто шагов они останавливались и трубили. За ними двигались знаменосцы, вздымая к утренним небесам гордо реющие на резком ветру королевские стяги. Следом шла группа жрецов с портретами недужного Никанора, к ней примыкал отряд личной королевской охраны в алых плащах. Далее мягко покачивался увитый цветными гирляндами паланкин самого короля, несомый двумя парами белых коней. Занавески его были задернуты.

Лайам наблюдал за шествием со ступеней гробницы Эдары, несколько удаленной от безмолвствующей толпы. По мере приближения паланкина людская масса приходила в движение. Люди снимали головные уборы и преклоняли колени. Торжественную тишину нарушало лишь серебристое пение труб.