Книга Торпедой - пли! - Петр Заспа

Теперь раскрыл рот Долгов.

— Ну ты даешь! — удивленно выдохнул он. — Я и слов таких не знаю. Ты ерунды не говори, а лучше покажи мне корабль.

Они прошли в нос танкера. Здесь Долгов увидел зенитную пушку с задранным вверх стволом, обложенную мешками с песком. Он с интересом потрогал затвор, погладил ручки наведения. У ног в деревянном ящике лежали снаряды с красными ободками. Он попинал их носком ботинка и спросил:

— Ну и как? Помогает? Кого-нибудь сбили?

— Нет! — засмеявшись, махнул рукой Рябинин. — У нас зенитчицы — девчонки. Стреляют не очень. Возле Исландии какой-то самолет обстреляли, оказалась американская «каталина». Так им капитан после этого запретил стрелять, пока другие в конвое не начнут.

— Я не видел девушек среди экипажа.

— Так это же не все. У нас экипаж сорок человек. Владимир Никанорович остальным разрешил отдыхать после утреннего налета.

Долгов заметил, как двое искоса поглядывающих на него матросов развернули пожарный шланг и принялись поливать палубу, смывая за борт мусор.

— Вася, а где у вас радиорубка?

— Да вон она, — Рябинин указал на трехэтажную надстройку в корме. — Вон, у борта. Дверь открыта.

Долгов присмотрелся и увидел маячивший в дверях женский силуэт. Иллюминаторы рубки выходили у самой воды, на одном уровне с палубой.

«Так, теперь ясно — торпеда ударит в правый борт и ближе к корме, — размышлял он, прикидывая, как это вскоре произойдет. — Хотя не факт, что радистка была в радиорубке. А с другой стороны — идет бой, судно отбивается от авианалета. Тревога. Все по боевым постам. А где радистке быть? Конечно, в радиорубке. Теперь подумаем, как умудрился подставиться Рябинин».

— Вася, а ты кем на судне?

— Я на должности трюмного, а так — куда капитан пошлет. Я все могу.

«Куда же он тебя послал, что ты попал под торпеду?» — задумался старпом.

— Вася, а ты можешь сегодня от меня не отходить? — Долгов хлопнул по-дружески Рябинина по плечу и рассмеялся. — Я совсем не знаю ваше судно, так побудь у меня нынче экскурсоводом.

— Это уж как капитан скажет. Танкером не вы, Анатолий Михайлович, командуете. Им командует Владимир Никанорович. А он слушается только Федорова.

— Опять этот Федоров! И сколько раз тебе говорить: прекрати мне выкать! Расскажи мне об особисте.

Рябинин оглянулся вокруг и, сделав над собой усилие, спросил:

— А ты правда не из НКВД?

— Правда. Так кто он такой?

— Никто толком не знает. Он у нас уже год, а кроме его звания и фамилии никто ничего не ведает. Все стараются держаться от него подальше, ну, а уж если приспичит обратиться, то только — «товарищ старший лейтенант госбезопасности». Даже капитан к нему так обращается. А больше я ничего не знаю.

Долгов почувствовал, что с этим Федоровым ему еще придется выдержать нелегкий разговор, а потому нужно приготовиться.

— Ну, а что он за человек, Вася, ты расскажи, не бойся. Я здесь не для того, чтобы на кого-то стучать. Я уже понял, что его все боятся. Но ты же слышал, что мне капитан сказал? Чтобы я подошел к особисту. Так вот я и хочу узнать, как с ним себя вести?

— Дерьмо, одним словом! — выпалил Рябинин, не сдержавшись, и тут же схватился за рот. — Простите, Анатолий Михайлович! Вырвалось! Вы только ему не говорите!

— Дерьмо, говоришь? Да ты не бойся, этот разговор останется между нами. А почему он дерьмо? Может, у него служба такая?

Рябинин покраснел, затем, решив, что он и так ляпнул лишнее, часто закивал:

— Да, да, вы правы. Служба у него такая.

— Ну вот. Мы ведь договаривались — все по-честному. Чего ты испугался? — Долгов взглянул на появившихся на палубе матросов, затем на смотрящего на них из открытого иллюминатора ходового поста капитана и сказал: — А ну идем, еще на зенитку посмотрим.

Туман уже рассеялся, и теперь были видны почти все корабли конвоя. Четыре колонны судов растянулись на предельную видимость, и от первых, головных, можно было увидеть лишь столбы дыма. Танкер «Азербайджан» шел в последнем, замыкающем ряду. Позади, на расстоянии нескольких километров, шли эсминцы эскорта, да еще слева Долгов рассмотрел серый горбатый силуэт крейсера. Он отвел Рябинина в нос танкера и, вытащив из ящика снаряд, сделал вид, что интересуется исключительно зениткой.

— А теперь, Василий, давай! Расскажи мне об этом Федорове. Расскажи все, что знаешь, и ничего не бойся. Я не враг твой, а друг. Так что будь и ты мне другом. А то вы все пугаете меня особистом, а чего мне бояться — я и не знаю.

Рябинин оглянулся на рубку, и, подыгрывая старпому, положил руку на ствол зенитки.

— Вы правы, Анатолий Михайлович, у нас его и боятся, и ненавидят. Но все молчат. А как иначе? Он ведь власть. Он как только у нас появился, так сразу себя так поставил, что лучше не подходи. Первым делом капитана из его каюты выселил. Сказал, что у него секретные документы и кубрик ему не подходит. Владимиру Никаноровичу с женой выгородку в кормовом отсеке сделали. А разве так можно?

— Нельзя! — вполне искренне согласился Долгов.

Рябинин осмелел и возмущенно шепнул старпому в ухо:

— Нам ведь его из самой Москвы прислали!

— Да ты что? — изобразил изумление Долгов. — А почему из Москвы? Своих не нашлось?

— Не знаю. Сколько помню, с нами всегда наши одесситы ходили. Люди как люди. Некоторые даже вместе работу по судну с нами делали, вахты несли. А к этому на хромой козе не подъедешь! Закроется в каюте, если не пьяный, и вызывает по одному. Глазки сощурит и спрашивает: мы месяц в Рейкьявике стояли, а чем ты занимался? Какой разведке продался? И хоть рассказывай ему, что ты с трапа на землю за месяц ни разу не сходил, все без толку. Что-то в тетрадочку себе пишет, а потом шифровки в Москву отправляет. Представляешь, о нас в саму Москву докладывает!

Разговорившись, Рябинин оживился и теперь не мог остановиться:

— Он где-то в Исландии на ящик виски разжился. Так теперь, как напьется, выбегает на палубу и с наградного тэтэшника начинает по чайкам или тюленям палить. Тут уж и вовсе ему лучше на глаза не показываться. Главное — это переждать, а потом он спать валится, и тут уж ничем его не поднять. Сегодня утром какая пальба была, а ему хоть бы что! Даже не проснулся. Наш капитан будто бы слышал, что его отец к самому Берия без стука входит. Может, врут, а может, и правда. Он как только к нам на борт в Одессе ступил, так такую бумагу предъявил, что мама не горюй! Там такие подписи были! Скорей бы уж домой в Советский Союз добраться, может, тогда он исчезнет. Видно, что мучается с нами. Он качку не переносит. Когда штормит, так наши хоть позлорадствовать могут. Он как тряпка половая, с койки встать не может. Мы из Одессы вышли еще в мае прошлого года. Должны были где-то в Африке нефть брать. И уже в море узнали, что война началась. Дорогу домой нам сразу закрыли. Вот и ходим уже год, куда пошлют. Три месяца в Англии простояли, до этого в Америку ходили, мазут возили. Как в Архангельск придем, я сразу газет наберу, может, что про Одессу прочитаю. Все думаю — как там мои?