Книга Слепой. Исполнение приговора - Андрей Воронин

Очутившись в мертвой зоне, которая, как он надеялся, не просматривалась ни одной из установленных в квартире скрытых камер, Федор Филиппович достал из кармана переданный Глебом в числе прочего пузырек, вытряхнул из него небольшую сероватую пилюлю, бросил в рот и проглотил. Это простое действие означало гарантированный удар по его больному сердцу, зато теперь он точно знал, что до наступления утра сон его не одолеет. Так же точно он знал еще одну вещь: две, от силы три ночи, проведенные без сна при помощи лекарства доктора Глеба, и киллер ему уже не понадобится.

Перед тем как отправиться в постель, он выглянул в окно. С некоторых пор он старался делать это как можно реже и осторожнее, предпочитая держать окна наглухо зашторенными и находиться от них как можно дальше. С точки зрения того, кто его подставил, предпочтительнее было бы придать смерти генерала Потапчука вид самоубийства – желательно, совершенного подручными средствами. Но и снайпер не исключался: при надлежащей, грамотной подаче версия, согласно которой изобличенного генерала убрали опасающиеся разоблачения сообщники, будет выглядеть вполне убедительно.

Машина наружного наблюдения стояла там же, где и всегда, под каштаном. Это ровным счетом ничего не меняло: Слепой номер два, судя по всему, был достаточно ловок и крут, чтобы без проблем устранить или обойти это мелкое препятствие. А если этот неприятный тип, в придачу ко всему, еще и работает на Тульчина, ему и устранять ничего не придется: Андрей Константинович – мужик неглупый, изобретательный и обязательно придумает предлог, чтобы отозвать группу наружного наблюдения.

Свет в гостиной Федор Филиппович оставил включенным: государство, в самом деле, не обеднеет, а пожилой, пребывающий в расстроенных чувствах человек имеет полное право как на маленькие причуды, так и на элементарную забывчивость. Дверь спальни он оставил открытой – от кого ему тут закрываться? Горящая в зале люстра, таким образом, недурно освещала прихожую, которая отлично просматривалась прямо с кровати. Кроме того, свет в гостиной мог на какое-то время ввести в заблуждение киллера – разумеется, только в том случае, если оператор камер слежения не будет корректировать его действия по рации.

Ухитрившись раздеться и лечь в кровать так, чтобы пистолет очутился вместе с ним под простыней, не попав при этом в поле зрения работающей в инфракрасном режиме видеокамеры, Федор Филиппович устроился поудобнее, закрыл глаза и задышал глубоко и ровно, как спящий. Сна у него при этом не было ни в одном глазу – прописанная Глебом таблетка работала, как надо, – и это оказалось неожиданно тяжело: лежать неподвижно, притворяясь спящим, и гнать от себя так и норовящие вернуться и затеять игру в салочки с бесконечной беготней по замкнутому кругу обрывки уже сто раз передуманных мыслей. Имитировать храп он не пытался. Человеку его профессии надлежит знать все до мелочей не только об окружающих, но и о себе самом. В наш век бурного развития технологий получить такую информацию несложно – ее легко, без усилий с вашей стороны, предоставит простейшая бытовая видеокамера. Федор Филиппович, в отличие от большинства людей, потрудился эту информацию получить и точно знал, как выглядит, дышит и ведет себя во сне – знал наверняка, не хуже, а может быть, и лучше оператора, наблюдавшего за ним на протяжении нескольких проведенных здесь ночей. Он знал, в частности, что храпит, только лежа на спине, и, ворочаясь с боку на бок, намеренно избегал этой позы, дабы не затруднять себя созданием посторонних звуков, из-за которых, опять же, мог не услышать подкрадывающегося киллера.

Ожидание оказалось долгим – и, как начало казаться к трем часам пополуночи, бессмысленным. То, что творилось в голове у Федора Филипповича к этому времени, стало подозрительно напоминать бред галлюцинирующего наркомана. Он лежал среди смятых, скомканных простыней, укрытый по пояс, с тощей комковатой подушкой под правым ухом, с прикрытым простыней пистолетом в руке и слава богу, что хотя бы перестал потеть: Москва – не тропики и даже не Южная Украина, и даже в самую сильную жару под утро здесь можно рассчитывать на глоточек прохлады – правда, лишь до тех пор, пока вокруг города опять не загорятся торфяники. Но торфяники пока что не горели; генерал как раз пытался угадать, загорятся ли они в этом году, и если да, то когда именно, как вдруг со стороны прихожей послышался тихий, вороватый скрежет вставляемого в замочную скважину металлического предмета – ключа, а может быть, отмычки.

Глава 17

Играть нужно по правилам. Они есть в любой игре, и тот, кто их нарушает, подлежит удалению с поля и дисквалификации.

То, что справедливо для спорта, верно и для профессии – любой, и в особенности профессии наемного убийцы. Здесь правила особенно жестки и незыблемы, поскольку дисквалификация в данной сфере человеческой деятельности означает потерю не только репутации и хорошего заработка: с игрового поля тут не просто удаляют, а выносят вперед ногами – если останется, что выносить.

Одно из основополагающих правил этой профессии гласит: если предоплата получена и заказ принят, он должен быть выполнен – во что бы то ни стало, даже вопреки переменившемуся желанию заказчика. И это справедливо: думать надо до, а не после того, как обратился к серьезным людям за помощью в решении своих проблем. Такие вопросы не решаются сгоряча; такие решения не подлежат пересмотру и отмене.

Как сотрудник спецслужб, пусть себе и бывший, подполковник Молчанов понимал: в свете информации, полученной у ночного костерка под коньячок и печеную картошечку, дальнейшее выполнение задания представляется не только бессмысленным, но и неоправданно опасным. Но спецслужбы распрощались с ним уже давно, выкинув на помойку, как пришедшую в негодность вещь. С тех пор он являлся членом другого профессионального сообщества, жил по его правилам и не собирался от этих правил отступать. В связи с резким изменением оперативной обстановки командование могло передумать и отменить отданный приказ. Но это было не его командование, и приказы этого командования для подполковника Молчанова оставались просто заказами – теми самыми, которые во что бы то ни стало нужно выполнять до конца.

К тому же остановить его пока никто даже не попытался – почему, он мог только гадать. Причин могло существовать множество, но на поиски ромашкового поля и обрывание лепестков у Молчанова не было ни времени, ни желания. Приняв в качестве рабочей ту версию, которая нравилась ему больше других: случается ведь, что отдельные генералы соображают медленнее рядовых в окопах, а его нынешний работодатель явно не семи пядей во лбу, – Черный Подполковник выбросил всю эту чепуху из головы. Выбросил и забыл, потому что никакого воздействия на ход событий она оказать не могла: играть надо по правилам. Заказ должен быть выполнен, а если заказчик дурак и сам роет себе яму, это его, заказчика, личные проблемы.

И потом, чего греха таить: подполковнику нравилась его работа, и правило, согласно которому заказ должен быть выполнен, невзирая ни на какие привходящие обстоятельства, тоже нравилось.

К визиту в квартиру, где содержали генерала Потапчука, он подготовился основательно: во-первых, клиент был важная птица, целый, понимаете ли, генерал ФСБ, во-вторых, не просто генерал, а генерал, взятый под стражу – то есть под круглосуточную вооруженную охрану; а в-третьих… В-третьих, временное пристанище опального генерала наряду с домом майора Барабанова являлось одним из немногих мест, где неуловимого Черного Подполковника (это прозвище ему, кстати, тоже нравилось) могла подстерегать засада. Подполковник был неглуп и понимал: с того момента, как он переместил театр боевых действий с Припяти на Москву-реку, его действия сделались предсказуемыми – отныне их можно было предугадать заранее и подготовить ответные меры.