Книга За гранью - Питер Робинсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вам будет угодно.
— Сколько времени вы прожили в Лидсе?
— Почти четыре года. С того времени, как стала работать в банке, — ответила Люси, озадаченно поглядывая на Бэнкса.
— А приехали вы из Гулля, где жили с приемными родителями, Клайвом и Хилари Ливерсидж?
— Да. Вам же известно.
— Люси, это лишь для того, чтобы выяснить подробности вашего прошлого. А где вы жили до этого?
Люси стала вертеть на пальце обручальное кольцо.
— В Олдертхорпе, — спокойно ответила она. — Я жила в доме номер четыре по Сперн-лейн.
— А ваши родители?
— Да.
— Что «да»?
— Да, они жили там же.
Бэнкс вздохнул:
— Не превращайте допрос в игру, Люси. Отвечайте конкретно. Это серьезное дело.
— Вы думаете, я не понимаю? — почти выкрикнула Люси. — Вы выдергиваете меня из больницы, притаскиваете сюда и вдруг начинаете расспрашивать о детстве. Ведь вы же не психиатр.
— Я просто интересуюсь, только и всего.
— В этом нет ничего интересного. Да, они плохо обращались со мной, меня отдали на воспитание. Ливерсиджи относились ко мне по-доброму, но не так, как если бы они были моими настоящими родителями или хотя бы родственниками. Когда пришло время, я захотела уйти от них, оставить детство позади и выбрать свой путь в жизни. И что в этом плохого?
— Ничего, — ответил Бэнкс.
Он хотел узнать как можно больше о детстве Люси, в особенности о тех событиях, которые произошли, когда ей было двенадцать лет, но понимал, что она вряд ли расскажет правду.
— И поэтому вы поменяли имя, став вместо Линды Годвин Люси Ливерсидж?
— Да. Репортеры надоели мне своими вопросами. Ливерсиджи договорились об этом с сотрудниками социальной службы.
— А что заставило вас переехать именно в Лидс?
— Я нашла там работу.
— Первую, что вам предложили?
— Ту, которая мне понравилась.
— А где вы жили?
— Вначале в квартире на Тонг-роуд. А когда Терри нашел работу в Силверхилле, мы купили дом на Хилл-стрит. Тот, в который, по вашим словам, я не могу вернуться, хотя другого у меня нет. Я полагаю, вы рассчитываете, что я буду продолжать выплачивать ипотечный кредит, в то время как ваши парни разобрали весь дом до основания?
— Вы въехали в этот дом вместе еще до того, как поженились?
— Мы уже знали, что поженимся. Нам предложили дом на исключительно хороших условиях, и мы были бы круглыми дураками, если бы упустили эту возможность.
— А когда вы вышли замуж за Терри?
— В прошлом году, двадцать второго мая. Но вместе мы были еще с предыдущего лета.
— А как вы с ним познакомились?
— Какое это имеет значение?
— Я спрашиваю из простого любопытства. Ваш ответ никоим образом не может причинить вам вреда.
— В пабе.
— В каком?
— Не помню его названия. Это был большой паб с живой музыкой.
— Где он находится?
— В Сикрофте.
— Он был там один?
— Думаю, да. А что?
— Вы когда-нибудь оставались у него в квартире?
— Конечно. А что в этом плохого? Мы любили друг друга. Мы были помолвлены и собирались пожениться.
— Так быстро?
— Это была любовь с первого взгляда. Можете не верить, но это так. Мы были знакомы с ним всего две недели, когда он купил и подарил мне кольцо в честь нашей помолвки. Оно стоило почти тысячу фунтов.
— У него были другие подружки?
— Когда мы встретились, он был один.
— А до этого?
— Думаю, что да. Меня это мало волновало. Я понимала, что он вел жизнь нормального мужчины.
— Нормального?
— Что вас удивляет?
— Вы когда-нибудь замечали следы пребывания других женщин в его квартире?
— Нет.
— А как вы оказались в Сикрофте, когда жили на Тонг-роуд? Это неблизкий путь.
— Мы как раз окончили недельный курс обучения в городе, и одна из девушек сказала, что знает хорошее место, где можно провести вечер.
— Вы слышали о человеке, которого газеты в то время называли Сикрофтским насильником?
— Да. О нем все слышали.
— Но это не удержало вас от поездки в Сикрофт.
— Жизнь дана для того, чтобы жить. Нельзя позволить страху взять верх над тобой, потому что иначе женщина вообще никогда не осмелится выйти одна из дома.
— Это правда, — согласился Бэнкс. — Значит, вы никогда не предполагали, что мужчина, которого вы встретили, мог быть Сикрофтским насильником?
— Терри? Нет, конечно, нет. С какой стати?
— В поведении Терри вы никогда не замечали ничего такого, что встревожило бы вас?
— Нет. Мы же любили друг друга.
— Но он жестоко обращался с вами. Вы же признаете это?
Она отвела взгляд в сторону:
— Это началось позже.
— Когда?
— Не знаю. Может быть, в Рождество.
— В последнее Рождество?
— Да. Примерно тогда. Но так было не постоянно. А после своих вспышек он становился просто замечательным, чувствовал себя виноватым, покупал мне подарки, цветы, браслеты, ожерелья… Я в самом деле хочу их вернуть как память о нем.
— Через некоторое время, Люси, вы все получите. Значит, он всегда после нанесения побоев искупал вину подарками?
— Да, а потом подолгу чуть ли не на руках меня носил.
— В последние несколько месяцев он стал больше пить?
— Да. Стал подолгу отсутствовать. Я его почти не видела.
— И где он был?
— Не знаю. Он не рассказывал.
— А вы его спрашивали?
Люси, отведя кроткий взгляд в сторону, повернулась к нему той стороной лица, на которой еще оставались следы кровоподтеков. Бэнкс понял смысл ее не произнесенного вслух ответа.
— Инспектор, я думаю, мы можем продолжить беседу, — сказала Джулия Форд, — но я абсолютно уверена, что и вы видите, что расспросы травмируют мою клиентку.
Сочувствую, хотелось сказать Бэнксу, но предстояло еще многое выяснить, поэтому он снова обратился к Люси:
— Вы принимали какое-либо участие в похищении, изнасиловании и убийстве Кимберли Майерс?
Люси встретила его пристальный взгляд спокойно, в ее черных глазах он ничего не разглядел. Если глаза, как говорят, — это зеркало души, то это зеркало было наглухо задернуто траурным крепом, а сама душа пряталась за солнцезащитными очками.