Книга Пурпурные реки - Жан-Кристоф Гранже

– Он задавал более конкретные вопросы?

– Да. Он хотел знать происхождение таких болезней. И я вкратце изложил ему теорию рецессивных генов.

– Я вас слушаю.

Директор вздохнул и начал, впрочем, без всякого раздражения:

– Это очень просто. Некоторые гены являются носителями определенных болезней. Это так называемые дефективные гены, врожденные изъяны системы, которые есть у всех нас, но которых, к счастью, недостаточно, чтобы вызвать болезнь. Однако если оба родителя являются носителями одного и того же дефективного гена, болезнь может с большой вероятностью проявиться у их детей. Вот почему считается, что кровное родство супругов ухудшает состав крови их потомства...

Шернесе говорил то же самое. Ньеман спросил:

– Значит, наследственные болезни в Герноне связаны с браками между родственниками?

– Вне всякого сомнения. Из этого города к нам поступает множество детей, которые лечатся здесь в стационаре или амбулаторно. Особенно часто мы имеем дело с детьми из семей преподавателей или научных сотрудников тамошнего университета, которые составляют элиту Гернона и, следовательно, живут крайне обособленно от других.

– Пожалуйста, поподробнее, если можно.

Шампла скрестил руки на груди и вдохновенно продолжил свою речь:

– В Гернонском университете существует одна давняя традиция. Это учебное заведение основано, если не ошибаюсь, еще в восемнадцатом веке, совместно французами и швейцарцами. В старину университет размещался в зданиях госпиталя... Короче говоря, в течение вот уже трех столетий профессора, преподаватели и научные сотрудники кампуса живут обособленно и заключают браки только в своей среде. Их потомство отличается высочайшими интеллектуальными способностями, но к настоящему моменту значительно ослаблено, истощено генетически. Гернон, как и все города, затерянные среди гор, и без того отгорожен от внешнего мира. А университет вдобавок создал свой замкнутый мирок внутри изолированного города, вы понимаете? Настоящий микрокосм.

– И этой обособленности достаточно, чтобы спровоцировать такой взрыв генетических заболеваний?

– Думаю, да.

Ньеман пока не понимал, каким образом эта информация укладывается в его расследование.

– Что еще вы сообщили Жуано?

Шампла искоса взглянул на комиссара и произнес все тем же торжественным тоном:

– Я рассказал ему об одном интересном и очень странном факте. В последнем поколении этих семей с истощенной кровью начали рождаться совершенно другие дети. Дети, обладающие не только блестящим интеллектом, но и совершенно необъяснимой физической мощью. Большинство из них побеждают во всех спортивных соревнованиях и легко, словно играючи, достигают во всем самых выдающихся успехов.

Ньеману вспомнились фотографии в приемной ректора: юные улыбающиеся чемпионы, завоевавшие все кубки, все медали. А еще он припомнил снимки Олимпийских игр в Берлине и толстенную диссертацию Кайлуа, пронизанную ностальгией по духу Олимпии. Возможно ли, чтобы эти элементы отражали какую-то специфическую истину?!

И он задал намеренно наивный вопрос:

– Но ведь все эти дети скорее должны были бы рождаться больными, не так ли?

– Ну, это не столь уж обязательно, однако, логически рассуждая, они должны были отличаться ослабленной конституцией и наследственными изъянами здоровья. Мы же наблюдаем как раз обратное! Это выглядит так, словно наши юные гении неожиданно сосредоточили в себе все физические достоинства окружающего населения, оставив другим свои генетические пороки. – И Шампла озадаченно взглянул на Ньемана. – Что ж вы не пьете кофе?

Комиссар вспомнил о кружке, которую сжимал в руке. Он отпил глоток обжигающей жидкости и даже не почувствовал вкуса. Все его мысли, все ощущения были нацелены лишь на одно: увидеть хоть какой-то, пусть самый слабый, проблеск истины. Он спросил:

– Вы, наверное, подробно изучали этот феномен?

– Примерно два года назад я собрал кое-какие данные. Я проверил, все ли чемпионы родились в семьях этого так называемого братства. Навел справки в архивах мэрии... И все подтвердилось: это было потомство университетских семей.

Затем я тщательно изучил генеалогическое древо каждого из них, ознакомился с медицинскими картами родильного отделения. Более того, я просмотрел медицинские карты их родителей, бабушек и дедушек, но так и не обнаружил никаких существенных особенностей. Напротив, некоторые из их предков оказались носителями наследственных болезней, как и в других семьях, где у меня были пациенты... В общем, все это очень странно.

Ньеман жадно впитывал каждое слово доктора; какое-то смутное предчувствие нашептывало ему, что эти сведения помогут ему вплотную подойти к сути расследования.

Шампла встал и начал расхаживать по кухне; холодный металлический пол прогибался под его ногами. Он продолжал:

– Я также опросил врачей-акушеров из РУКЦ и тут-то узнал еще один крайне удивительный факт. В течение последних пятидесяти лет в деревенских семьях, живущих высоко в горах, наблюдается ненормально высокий уровень младенческой смертности. Причем смерть чаще всего наступает внезапно и сразу же после рождения. А ведь эти дети традиционно считались очень крепкими и жизнеспособными. Перед нами какая-то загадочная инверсия, вы понимаете? Слабенькие дети из университетских семей вдруг, как по волшебству, становятся здоровяками, тогда как потомство в крестьянских семьях истощается и вымирает...

Тогда я стал изучать медицинские карты внезапно скончавшихся детей пастухов и хрустальщиков. И снова не обнаружил ничего особенного. Я обсуждал этот вопрос с персоналом больницы, с научными работниками РУКЦ, но никто не смог внятно объяснить это явление. Так что я в конце концов отчаялся и забросил это дело, хотя у меня и осталось какое-то тягостное чувство. Как бы вам объяснить... Получается так, будто университетские дети высосали всю жизненную энергию из своих маленьких соседей по роддому.

– Господи, это еще что за чудеса?

Шампла тотчас пошел на попятную, устыдившись столь ненаучного объяснения:

– Ладно, забудьте мои слова, это все мистика!

Возможно, это была и мистика, но Ньеман проникся твердой уверенностью, что тайна рождения сверходаренных детей – не простая случайность. Она одно из звеньев этого кошмара.

Он хрипло спросил:

– Это все?

Доктор медлил с ответом. Комиссар повторил, уже громче:

– Так это все или нет?

Шампла вздрогнул.

– Нет, не все. Есть еще кое-что. Нынче летом эта история неожиданным образом получила развитие – может, здесь и нет ничего странного, но, с другой стороны, кое-что настораживает. В июле месяце в гернонском РУКЦ затеяли капитальный ремонт и по этому случаю решили ввести в компьютер все имеющиеся архивные материалы.

Специалисты спустились в больничные подвалы, набитые штабелями пыльных папок, чтобы спланировать предстоящую работу. Заодно они осмотрели и другие подземные помещения, а именно те древние погреба, где хранилась вся документация старого университета, в частности библиотечные архивы до семидесятых годов.