Книга Великолепная маркиза - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не такая уж это плохая идея, Жан-Батист. Я так беспокоюсь о твоем здоровье. У тебя слабые легкие, а зима не за горами. Во всяком случае, я хотя бы смогу вовремя передавать тебе твои лекарства… Спасибо, гражданин Лепитр! Ты хороший человек. А теперь нам надо уходить. В это время дилижансы уже не ходят, а до Жювизи путь неблизкий. А мы еще и с грузом… — добавила она, указывая на вновь наполненные мешки.
Но у предупредительного Лепитра явно был ответ на любой вопрос.
— Незачем тебе их тащить в Жювизи, если ты через несколько дней вернешься. Ты выстираешь все здесь. Только корыто не забудь прихватить, — захохотал он, довольный собственной шуткой. — Больше тебе ничего не понадобится. Квартира обставлена, и все вещи пока на месте.
— Откуда это ты все знаешь? — поинтересовался Марино, чья подозрительность не успокаивалась ни на мгновение.
— Это совсем просто. Я сам составлял список пустых помещений монастыря. Коммуна хочет поселить здесь своих людей.
— Ах вот как! Что ж, до скорой встречи, гражданка! — Марино повернулся к Лауре. — Мы будем соседями. Мне будет очень приятно.
Молодая женщина поморщилась, хотя убийственно-кокетливое подмигивание этого ужасного человека чуть не заставило ее расхохотаться. Мгновение спустя они с Луизой Клери вышли из Тампля, Но, только пройдя до конца улицы, бывшая арфистка осмелилась рассказать Лауре о том, как Лепитр предостерегающе пожал ей руку.
— Я не знаю, что и думать, — призналась Луиза. — Это должно означать, что этот человек один из нас, но, с другой стороны, это может оказаться ловушкой…
— В любом случае мне необходимо вернуться в Шаронну, — решила Лаура. — Барон должен обо всем узнать. Он скажет, следует ли нам доверять Лепитру или все же надо остерегаться его.
Убедившись, что за ними не следят, женщины расстались. Лаура села в дилижанс и спустя час уже была в Шаронне.
Узнав о том, что произошло в Тампле, де Бац просиял от радости.
— Ротонда! Вы хотя бы представляете, какие возможности это дает! Мы сможем следить за башней и днем, и ночью. Либо этот Лепитр безумец, либо само небо послало нам его… Или он один из нас.
— А если этот комиссар приготовил нам ловушку? — негромко спросила Лаура, и де Бац ответил ей яростным взглядом.
— Не сомневайтесь, я это быстро выясню! Завтра Дево отвезет вас в Жювизи, и там вы останетесь до дня переезда. Мари поможет вам собрать необходимые вещи. Я полагаю, вы довольны? Вы будете жить рядом с маленькой принцессой, которую любите.
— Я была бы счастлива еще больше, если бы могла жить в главной башне. А так мне останется лишь наблюдать за ее страданиями, но я ничем не смогу ей помочь.
Лаура ни словом не обмолвилась о том, насколько ей не хочется покидать дом де Баца. Даже все золото мира не заставило бы ее в этом признаться. Барон, преисполненный радости, ни о чем не догадался. Мягким, сердечным жестом, которые ему иногда диктовал его темперамент, он обнял молодую женщину и с улыбкой смотрел на нее.
— Это уже мое дело, и вы мне поможете.
— Выполняя роль пассивного наблюдателя?
— Вы будете куда более активны, чем можете себе представить. У вас начнется интереснейшая жизнь, моя дорогая, и мы будем видеться намного чаще, чем вы думаете. Я буду появляться в разных обличьях. И потом, Питу за вами присмотрит. Он будет в восторге от этого.
— Присматривать за мной? Но зачем? Я лишь пешка на вашей шахматной доске.
— Вы умеете играть в шахматы?
— Конечно.
— Тогда вам должно быть известно, что иногда пешка может погубить короля. А я очень вами дорожу.
Де Бац вдруг притянул Лауру к себе и поцеловал в щеку — легко, нежно, дружески, как целуют цветок, но молодая женщина вздрогнула. Ей так захотелось обнять его за шею, прижаться к нему. Но барон уже отпустил ее, и Лаура бессильно сжала пальцы в кулаки, чтобы не показать, как они дрожат. В конечном счете это только к лучшему, что они больше не будут жить под одной крышей.
Пять дней спустя повозка привезла в ротонду Тампля госпожу Клери, ее так называемую племянницу, кое-какие необходимые вещи и арфу, с которой Луиза Клери никогда не расставалась. Весь день женщины устраивались в трех маленьких комнатах, одна из которых служила одновременно и кухней, и ванной. Так как в квартире много месяцев никто не жил, кругом было много пыли и требовалась тщательная уборка. Женщины оставили два окна, выходящие в «сад» у большой башни, открытыми, хотя было еще прохладно. Позже, когда они застелили свежим бельем узкие кровати, когда их скромный ужин был уже съеден, Луиза Клери взяла арфу, и ее тонкие пальцы заскользили по чувствительным струнам.
Было девять часов. В комнате королевы семья садилась ужинать под присмотром представителей муниципалитета. Мадам Елизавета прочла молитву, и тут до них донеслись звуки арфы. Арфистка играла тему из кантаты «Кассандра» Иоганна Кристиана Баха.
Королева замерла, вслушиваясь в звуки музыки. Ее глаза были опущены. Она узнала исполнительницу. В последний раз госпожа Клери играла перед ней именно это произведение. Но это была лишь мгновенная слабость. Мария-Антуанетта знала, насколько пристально за ней следят. Один из надсмотрщиков рявкнул:
— Теперь мы ужинаем под музыку? Ты представляешь, что ты еще в Трианоне, Антуанетта? А вот я музыку не люблю!
И резким жестом он закрыл окно, прикрытое деревянным щитом, которое Клери намеренно оставил открытым. Но немного покоя вошло в сердце королевы-узницы. Отныне она знала, что рядом с ней друг. Когда они выходили из-за стола, Мария-Антуанетта и ее золовка обменялись выразительными взглядами…
Северный ветер завывал под арками Пале-Руаяля, выгоняя с улицы проституток, которые предпочитали прятаться в кафе. Декабрь 1792 года обещал быть очень холодным. Как и в других кафе, в «Корацце» яблоку негде было упасть. Бац сидел за своим постоянным столиком в компании губернатора Морриса, американского посла, вернувшегося на зиму в свой дом на Елисейских Полях, и банкира Бенуа д'Анже. Барон пил горячий шоколад и болтал с друзьями о совершенных пустяках. Разговор становился все легкомысленнее, по мере того как росла их тревога. Ждали шевалье д'Окари, испанского посла, а тот опаздывал уже на полчаса, что было просто немыслимо для человека, являвшегося воплощением пунктуальности.
Мужчины говорили о театре, о музыке, обо всем, что приходило им на ум. Если бы они не ждали шевалье, они давно бы перешли в другое место. В этот день в «Корацце» вместо обычно шумных и громкоголосых революционеров, желающих переделать мир, за соседним столиком устроилась молчаливая четверка игроков в пикет. Следовательно, вести серьезные разговоры становилось опасным. Хотя сама игра в карты после падения монархии приобрела определенное своеобразие и стала забавной. Так как ни о каких королях, дамах и валетах речь больше идти не могла, карты получили новые названия. И за столом слышались реплики: «У меня четырнадцать граждан», — «Не пойдет. У меня четырнадцать тиранов»…