Книга Ухищрения и вожделения - Филлис Дороти Джеймс

Олифант уселся на один из стульев, откинувшись и вытянув ноги, словно проверяя, насколько он удобен. Стул заскрипел. Сержант сказал:

— Ну и тип. Холодный, как рыба. А умен! Не очень-то много из него вытянешь, сэр.

— Да я бы так не сказал, сержант. Мы узнали о жертве больше, чем он представляет. Деловая, но ее тут не очень-то любили, склонная вмешиваться вдела вне пределов ее компетенции, может быть, потому, что втайне больше хотела заниматься наукой, чем администрированием. Агрессивная, бескомпромиссная, не терпящая критики. Вызывала антагонизм среди местного населения и порой не приносила станции ничего хорошего, кроме плохого. Ну и, конечно, любовница самого директора, хорошо это или плохо.

— Это кончилось три или четыре месяца назад, — сказал Олифант. — Естественный конец, без обид и оскорблений ни с той, ни с другой стороны. Его версия.

— А ее версии нам уже никогда не узнать, верно? Только вот что странно. Когда Мэар встретил мистера Дэлглиша, он ехал отсюда домой. Его сестра, по всей вероятности, его ждала, но он ей не позвонил, это совершенно очевидно. Ему это вроде даже и в голову не пришло.

— Потрясен был, сэр. Совсем другим голова была занята. Только что узнал, что его бывшая подружка — жертва особо жестокого убийцы-психопата. Такое может затмить всякие там братские чувства и мысли о чашечке какао перед сном.

— Возможно. Интересно, мисс Мэар звонила ему сюда узнать, почему он задерживается? Спросим.

Олифант сказал:

— Если не звонила, я могу найти только одну причину. Она ожидала, что он задержится. Она считала, что он — в Тимьян-коттедже с Хилари Робартс.

— Если она не звонила потому, что думала именно так, значит, ей не было известно, что Хилари Робартс умерла. Ладно, сержант, давайте начинать. Прежде всего перекинемся парой слов с мисс Эмфлетт. Личный секретарь хозяина обычно знает об организации больше всех других, не исключая и самого хозяина.

Но если Кэролайн Эмфлетт и располагала интересной информацией, она весьма умело держала ее про себя. Она сидела в кресле с видом спокойным и уверенным, как человек, нанимающийся на работу и знающий, что это место ему обеспечено. На вопросы Рикардса она отвечала спокойно, даже бесстрастно, за исключением того случая, когда он попытался выведать у нее хоть что-то об отношениях директора с Хилари Робартс. Тут она состроила гримаску неудовольствия, ведь кто-то посторонний позволил себе вульгарно любопытствовать о делах, которые его совершенно не касались. Она подчеркнуто строго ответила, что доктор Мэар не имеет привычки делиться с ней подробностями своей частной жизни. Она признала, что ей было известно о регулярных вечерних купаниях мисс Робартс и о том, что эти купания продолжаются и в осенние месяцы, а иногда и дольше. Она полагала, что этот факт был широко известен в Ларксокене. Мисс Робартс прекрасно плавала и относилась к этому виду спорта с энтузиазмом. Сама мисс Эмфлетт не очень интересовалась Свистуном, хотя, конечно, предпринимала кое-какие предосторожности, например, старалась не ходить по вечерам одна. Она ничего не знала о методах Свистуна, кроме того, как сообщалось в газетах, что он душил свои жертвы. Она знала о званом обеде в «Обители мученицы» в прошлый четверг. Ей кажется, что Майлз Лессингэм упоминал об этом, но никто не обсуждал с ней событий того вечера, да она и не видит, зачем кто бы то ни было стал это делать. Что касается ее передвижений в воскресный вечер, она провела его весь целиком, начиная с шести часов, в своем бунгало с другом — Джонатаном Ривзом. Они были все время вместе, пока он не уехал, примерно в 10.30. Холодный взгляд, брошенный ею на Олифанта, прямо-таки вынудил его задать ей вопрос о том, что они ели и пили. Когда ее спросили об отношениях с Хилари Робартс, она ответила, что глубоко ее уважала, но не чувствовала к ней ни особой приязни, ни особой неприязни. На работе их отношения были вполне дружескими, но она не может припомнить, чтобы они когда-либо встречались вне пределов станции. Насколько ей известно, у мисс Робартс не было врагов, и она не могла себе представить, чтобы кто-то желал ее смерти.

Когда дверь за ней закрылась, Рикардс сказал:

— Мы, конечно, проверим ее алиби, но это не срочно. Пусть этот мальчик Ривз попотеет с часик, а то и подольше. Я хочу сначала проверить тех сотрудников, которые непосредственно работали с Робартс.

Но следующий час оказался малопродуктивным. Те, кто непосредственно работал с Хилари Робартс, были гораздо больше потрясены, чем огорчены, и то, что они рассказывали, лишь подтверждало уже создавшийся образ женщины, которую уважали, но не любили. Однако никто из них не имел мотива преступления, никто не признал, что ему точно известно, как убивал Свистун, и — самое важное — что касается воскресного вечера, у всех было алиби. Рикардс в общем-то ничего иного и не ждал.

Прошло чуть больше часа, и Рикардс послал за Джонатаном Ривзом. Тот вошел в комнату белый как мел и держался так напряженно, контролируя каждое свое движение, будто вошел в камеру пыток. Первой реакцией Рикардса было чувство удивления: как могла такая привлекательная женщина, как Кэролайн Эмфлетт, выбрать себе столь неподобающего партнера? И дело вовсе не в том, что у Ривза какое-то особенно невыразительное лицо. О нем нельзя даже сказать, что оно некрасиво, если бы не прыщи. И черты его, каждая в отдельности, вполне правильные. Просто лицо это в целом было каким-то слишком обыкновенным, незначительным — на такое лицо и фоторобот не составишь, как ни старайся. Рикардс решил, что если уж описывать его, то с точки зрения его мимики, а не черт: глаза за очками в роговой оправе почти беспрестанно моргали, он то и дело нервно закусывал губы, а привычка неожиданно вытягивать шею делала его похожим на телевизионного комика. Из списка, предоставленного им Алексом Мэаром, Рикардсу было известно, что работают на Ларксокенской АЭС в основном мужчины. Неужели вот это было лучшее, что могла подобрать себе Эмфлетт? Ну, конечно, любовь зла… Стоит посмотреть на себя самого и Сузи. Может, когда их видят вместе, ее друзья точно так же удивляются.

Детальный опрос он почти целиком доверил вести Олифанту, и это было ошибкой. Олифант всегда проявлял себя хуже всего с теми из подозреваемых, кто испытывал страх. Он не пожалел времени, чтобы — и не без удовольствия — вытянуть из Ривза все подробности, подтверждающие рассказ Кэролайн Эмфлетт.

Когда Ривза наконец отпустили, Олифант сказал:

— Он от каждого вопроса дергался, как клоун на веревочке. Поэтому я так долго с ним возился. Мне кажется, он лжет, сэр.

Как типично для Олифанта, подумал Рикардс: торопится с выводами и всегда предполагает самое худшее.

— Не обязательно лжет, сержант, — сухо сказал он. — Просто напуган и смущен. Ему здорово не повезло — первая в жизни ночь любви, и вот пожалуйста — не очень-то деликатное полицейское дознание. Но их алиби кажется достаточно убедительным, и ни у того, ни у другой нет очевидного мотива преступления. И нет доказательств, что кто-то из двоих знал миленькие привычки Свистуна. Давайте-ка займемся тем, кто знал. Майлзом Лессингэмом.

В последний раз он видел Лессингэма на месте убийства Кристин Болдуин, так как, когда Лессингэм явился в приемную на следующее утро подписать свои показания, сам Рикардс отсутствовал. Сейчас ему стало ясно, что напускное безразличие Лессингэма и попытки язвительно острить там, в лесу, были результатом шока и отвращения; однако Рикардс почувствовал и то, что настороженность этого человека по отношению к полицейским граничит с неприязнью. Это было довольно распространенным явлением даже среди людей из среднего класса, а у Лессингэма, несомненно, были основания. Но из-за этого с ним и раньше трудно было иметь дело, а сейчас и того не легче. Покончив с предварительными формальностями, Рикардс спросил: