Книга Жестокие ангелы - К. Л. Андерсон

Блум назначил встречу на двадцать седьмом этаже. Сири обвела взглядом глухие развалины. Если бы здесь была лестница, её бы пришлось искать и, возможно, потерять впустую кучу времени, учитывая масштабы этого места.

Будто откликнувшись на её мысли, распахнулись двери лифта, и перед Сири предстала (о, блаженство!) совершенно непыльная кабина. Она ступила внутрь. Двери закрылись. Кабина вздрогнула, опустилась на полдюйма вниз (о, ужас!), а потом медленно поползла вверх. Когда она, скрипя, собиралась остановиться, опустилась снова. На этот раз на добрых полфута, прежде чем дёрнуться и опять подняться. Двери открылись, и Сири выпорхнула на крытый черепицей пол лифтового холла.

Перед ней раскинулся красный ковёр, обрамлённый алой бархатной тесьмой. Он был такой же изумительно чистый, как и кабина лифта.

«Где я видела это раньше?»

— Если ты видела это раньше, то до моего появления.

Сири повернула своё оружие, взяв его на всякий случай на изготовку, и прошла по ковру к арочному проёму, завешенному алым бархатом. Она откинула полотно в сторону и мгновенно узнала место, открывшееся её взору.

Театр. Пространство перед ней было заполнено древней, но великолепно сохранившейся авансценой, выгнувшейся дугой. Картину довершали тяжёлый бархатный занавес и рампа. Над головой парили живописные фрески, а на алых стенах блестели причудливые золотые узоры. Сири с удивлением разглядывала всё это, пока шла вперёд, но рука её лежала на оружии.

— Узрите! — раздался из темноты голос Блума. — Величайший из всех дворцов!

Огни рампы вспыхнули, на мгновение ослепив её. Когда к Сири вернулось зрение, Блум прошествовал из-за кулис и спустился по ступенькам.

— Координатор Байджэн. — Он встретил Сири на середине прохода между рядами и сжал её руки в своих, идеально обтянутых белыми перчатками. — Я так благодарен, что вы пришли.

— Рада, что смогла, хотя… — Она жестом обвела глубокое и глухое пространство, окружавшее их. — Немного слишком, как вы думаете?

Он выдавил из себя короткий смешок и потёр руки. Они белоснежно сверкали в полумраке театра.

— Полагаю, так и должно было показаться. — Его восторженно-влюблённый взгляд скользнул с расписного потолка к сцене. — Но это было первым местом, которым я руководил, и с тех пор оно остаётся самым любимым. — Блум выдержал паузу. — Оно никогда не сгинет. Театр жив, — сказал он нежно. — Даже с появлением всех новомодных чудес техники. Мы никогда не были способны в достаточной степени заставить человеческий разум поверить в электронную иллюзию, понимаете. Всегда сохраняется разделение, определённая дистанция. Но когда оказывается задействованным ещё одно человеческое существо, это разделение пропадает. Человеку начинаешь верить.

Произнося последние слова, он пристально смотрел в её глаза, и Сири показалось, что он пытался ей что-то сказать или дать возможность что-то понять. Но хотя она пыталась его услышать, всё, что ей удалось расслышать за его словами, было эхо бесконечных шёпотов, которые она отслеживала с тех пор, как снова подключилась к системе.

«Я становлюсь глухой? Теряю рассудок?»

— Нет, ничего подобного. Что-то происходит. Что-то реальное.

Блум отвернулся, чтобы встать лицом к сцене, но она успела разглядеть, как выражение его лица сменилось разочарованием.

— А также это единственное место на Дэзл, где я один контролирую все камеры. Итак, мы можем побеседовать без вмешательства клерков.

Он махнул рукой в сторону стоявших рядами кресел, обтянутых бархатом, что означало приглашение сесть. Сири взглянула на ближайшее место, прикинула, сколько времени ей понадобится, чтобы выбраться отсюда, если вдруг придётся, и предпочла просто опереться о подлокотник.

Блум пожал плечами:

— Я никогда не намеревался говорить с вами об этом. Думал, что в конце концов найду способ использовать свои умения, чтобы снова обрести и восстановить хоть отчасти своё бывшее положение и власть. Но после того как Дэзл пришла в упадок, нам тоже пришлось несладко. — Он посуровел. — У них не было права поступать так, как они поступили. Не было права.

«Он говорит об обливионцах или о Кровавом роде?»

— Может быть, и об одних и о других.

— Когда вы покинули нас, а ваша начальница осталась, я понял: кое-что менялось, кое-что важное. В противном случае ваши люди никогда бы не озаботились настолько, чтобы оставить здесь стража. Поэтому я сам инициировал собственное небольшое расследование. — Он стал застенчиво рассматривать кончики своих пальцев. — Мне по-прежнему разрешается свободно путешествовать по работе, как и любому из нас. Это значит, что я могу многое увидеть и услышать, если хорошо подумать.

Он снова выдержал паузу, ожидая от Сири комплимента.

— Вы превосходите всех не только в этом, уверена, — сказала она. «О господи, он что, был на Госпитале? Он видел там Бьянку?»

Он вёл себя весьма уклончиво, но Сири владело странное чувство, что, по мнению Блума, она сама была способна на большее. Она была напугана. Хотя изо всех сил по-прежнему старалась слушать и сохранять спокойствие.

Шёпоты, казалось, вплотную сгустились вокруг Блума.

— Я видел только, что клерки проводили чрезмерно много времени, путешествуя на Госпиталь и обратно.

— Госпиталь? — Её голос звучал требовательно и неестественно. К этому времени он должен был знать: что-то произошло. Но она не могла ничего сказать. Она не осмеливалась.

Блум кивнул:

— Это было ужасно странно. Госпиталь сам по себе — система замкнутая. Его клерки — отдельная ветвь службы безопасности. Я вначале подумал, что это, возможно, нечто вроде нового тщательного расследования. Но вскоре понял — это не совсем так. Не просто расследование.

Руку Сири пронзила острая боль. И только тогда она осознала, как сильно сжимала подлокотник кресла.

— Что же вы обнаружили?

«Бьянка. Я знала это. Я знала это…»

Блум огляделся по сторонам. Сири прикусила губу, чтобы сдержать крик. Шёпоты, казалось, становились громче, чётче, будто для того, чтобы поведать ей о чём-то.

Или подсказать что-то Блуму.

— Вы хоть что-нибудь слышали о том, как организована работа клерков? — спросил он.

Сири показалось, что пол уплывает у неё из-под ног, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить.

— До нас доходят слухи о чём-то новом…

— Это не слухи, — сказал Блум. — Это реальность. И она значительна.

— Ладно. Ладно. Не то, на что мы надеялись, но придётся упорно следовать этой мысли. Итак, какова эта новая система? Как она функционирует?

— Я не знаю, — признался Блум. На его лице и в его голосе отразился гнев. — Я пытался разузнать. Приложил все старания. И поверьте, мои технологии не хуже тех, которыми располагаете вы. По крайней мере, не худшие в системе Эразмус. Но мне до сих пор ничего не известно. Единственное, о чём мне доподлинно известно, — это о существовании некоей непосредственной связи между человеческими существами, при которой возможно напрямую делиться знаниями, от разума к разуму.