Книга Триумф блицкрига - Герман Романов

Гарнизон сопротивления не то что не оказал, даже стрелять не стал — генерал, до трехсот офицеров и свыше четырех тысяч солдат покорно подняли руки и сдались, не сделав по эсэсовцам ни одного выстрела.

Такое не укладывалось в голове — оружие и солдаты есть, можно драться, не все еще потеряно, а они, как стадо баранов, покорны неприятелю.

Только один офицер запомнился Майеру. Нет, он не призывал сражаться, он сидел на земле, смотрел на брошенные орудия и со слезами на глазах говорил:

— Какой позор! Солдаты Вердена такого бы не допустили!

Но были и другие, кто желал драться, хотя их было немного. Так, в город был отправлен сдавшийся в плен французский капитан с белым флагом парламентера — презрев все общепринятые нормы, его застрелили.

Это взбесило немцев, и они ринулись в наступление — вот только и неприятель сам жаждал доброй схватки. Пулеметный огонь положил мотоциклистов Майера перед завалом, которым французы перегородили дорогу.

Выставив на всякий случай маленькую противотанковую пушку, немцы попытались разобрать завал. Но не тут-то было.

Рыча мотором, медленно выполз неуклюжий французский танк. Пушка тут же рявкнула и, к великому изумлению гауптштурмфюрера, словно искра отскочила от покатой брони танка. Рикошет! Еще выстрел, затем другой — результат тот же, броня не пробивается. И Майера пробил холодный пот — что делать с этим чудовищем, он попросту не знал.

Французские танкисты заметили ПТО и сразу же обстреляли из своей пушки. Майер видел, как отшвырнуло пушчонку, как изломанными куклами попадал на землю ее геройский расчет. Внутри все заледенело — ведь сейчас танк начнет наматывать его парней на свои траки, беспощадно расстреливая из пулемета тех, кто решит найти спасение в бегстве.

Однако, к его великому изумлению, танк рыкнул мотором и медленно уполз за завал. Офицер вздохнул с нескрываемым облегчением — он заметил, что маленькая башня была заклинена, погибшие артиллеристы все же сделали свое дело. И Майер тихо прошептал:

— Надеюсь, вы последние жертвы этой войны…

Булонь

Война для Леске закончилась, чем он был сильно недоволен, как и другие члены его экипажа. Рядом, на берегу моря, деревушка, вокруг великолепные леса и пологие взморья. Красота, сельская пастораль, прямо курорт. А на самом деле тоска зеленая! Чтобы выбраться в город, нужно получить специальное разрешение, но и там провести занятно время невозможно, ничем не лучше сельской глубинки.

Немцы стояли здесь уже пять дней, но у всех сложилось стойкое впечатление, что застыли они здесь уже навек. Экипаж просто изнывал от безделья, и даже сейчас, прогуливаясь под кронами деревьев, парни только и вели об этом разговоры.

— Будь я проклят, если понимаю, зачем мы сидим здесь и ни черта не делаем?! Почему мы не можем сгонять в южную Францию и не сбросить там десяток «яичек»? И почему бы нам не подкинуть «яичек» англичанам, как мы это умеем?!

Леске пнул по песчаной кочке, которая разлетелась в стороны, обдав его начищенные до блеска сапоги пылью. Это еще больше разозлило пилота.

— Штаб сообщает, что наши машины летают туда каждый день, — бортрадист задумчиво посмотрел на голубое небо, словно надеялся увидеть там стройные и грозные в своей неумолимости ряды плывущих на Британию девяток «Хейнкелей» или «Юнкерсов».

— А наша машина пересекала Канал всего два раза. Разве это дело?! — загорячился пилот, отыскивая взглядом очередную кочку — все равно сапоги чистить нужно, а так хоть злость из себя немного выплеснуть.

— Такое впечатление, что мы чего-то дожидаемся, — подал голос бортинженер Пуцке. — Видимо, фюрер хочет сначала заключить мир с Францией, а уже потом вплотную заняться Англией. Потому что, если мы всерьез ею займемся, все дело займет не больше месяца.

Экипаж дружными кивками согласился с этим мнением. Будь рядом с ними и обер-лейтенант, он бы тоже присоединился, но офицеры на особом положении и проводят большую часть свободного времени в своем кругу.

— Французы просят перемирия. С ними покончено, — Ледерер снова посмотрел на лазурное, безоблачное небо. — Я надеюсь, что фюрер не оставит им дело просто так. Он никогда не забудет им Версаль.

— Это так, такое им не забудет весь наш народ. И не простит, — согласился Леске и неожиданно подумал, что война может и на самом деле закончиться. А что делать после нее?

И тут он подумал об Эльзе, миленькой девушке, на которой собирался жениться. Он совсем забыл написать ей письмо, но сейчас у него есть время, и нужно возместить молчание. Решено — как только придет в лагерь, тут же сядет за стол и напишет очень длинное письмо, такое, что Эльза сразу решит, что лучшего для себя мужа она просто нигде не найдет!

Компьен

— Господа, разрешите мне задать вам один вопрос, — Андрей обвел взглядом французов — адмирала, штатского и двух генералов, один из которых носил немецкую фамилию. Он же и возглавлял делегацию, видимо, поставленный на это место волею тех, кто надеялся, что победители станут от этого чуточку снисходительней. — Вступая в эту войну, Франция желала нам снова навязать унизительные условия нового Версальского мира, окончательно расчленив Германию, и уже полностью обобрать немецкий народ. Вы желали такой войны?

Переводчик Пауль Шмидт, в синем мундире Министерства иностранных дел, единственный из немцев, кто сейчас присутствовал в этом простом вагоне, синхронно переводил, мастерски копируя даже малейшие интонации.

Он уже 15 лет работал переводчиком всех германских канцлеров, был представителем той старой дипломатической школы, и Андрей не видел смысла, чтобы его заменить.

— Нет! — чуть ли не хором воскликнули французы.

— Странно, но и мы не желали и не желаем Эльзаса с Лотарингией! В прошлом мы совершили ужасную ошибку, аннексировав эти территорию, и я не собираюсь повторять ее! Повторяю — мне не нужны Эльзас и Лотарингия, и я не собираюсь облагать Францию контрибуцией — слишком свежа память страданий моего народа, который был вами доведен до нищеты, до голодных смертей. И я не хочу, чтоб такие же страдания пережил и ваш народ!

Французов заявление Андрея шокировало, но недоверие все же проступило на их лицах — они сомневались в его словах. Требовалось как можно быстрее его сломить, и он открыл папку, лежавшую перед ним. Взял листы и протянул французам.

— Это мои условия перемирия, — Андрей выделил местоимение, — с которыми вы можете ознакомиться прямо сейчас. Присаживайтесь за стол, господа, и читайте! Да садитесь же!

Повинуясь командному окрику, французы уселись за стол и принялись читать, дружно наклонив и сблизив головы, почти прижав их друг к другу. И через несколько минут подняли свои ошарашенные лица, не смея верить написанному, но отчаянно дыша надеждой, что это не шутка или розыгрыш.

— Зачем мы воюем, господа? — несколько патетически воскликнул Андрей, но искренне, он не играл — война давно вызывала у него отвращение. Простые люди убивают друг друга за шашни политиков, за прибыли местных и заморских буржуев, за насквозь гнилую идеологию! И неважно, о чем идет речь — о распространении «демократических ценностей», расширении «жизненного пространства» или о «выполнении интернационального долга», мать их всех за ногу!!!