Книга Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Сергей Лобанов

Как только Клык произвел выстрел, уголовник нажал на спусковой крючок. Автоматная очередь ударила Лемешко в спину.

Митяй лишь на мгновение задержался над кучей, чтобы убедиться: попал или нет, как вдруг услышал голос Гусева:

– Митяй!!! Митяй!!! Убью, сука!!!

Уголовнику ничего не оставалось делать, как выкрикнуть в ответ:

– Вешайся, падла!!!

– Убью!!!

Неожиданно громко вскрикнул Циркач.

Митяй обернулся и увидел, что тот ранен в левую ногу.

– Помоги! – сквозь зубы застонал Селиверстов. – Пулей зацепило…

Но Митяй вовсе не собирался спешить ему на помощь. Свой карточный долг он отдал. А как там будет выкручиваться Циркач, ему дела нет. Надо уносить ноги: Лютый наверняка ползет сюда.

Бросив холодный взгляд на Селиверстова, жулик заспешил в сторону входа в шахту. Он лишь услышал, как в спину прозвучало яростное:

– Сука!

Заскрипев от злости зубами, уголовник подумал:

«Пришить бы тебя за такой базар, да некогда возиться. Авось сам сдохнешь. А мне пора в шахту».

Но этим планам не суждено было сбыться. Он увидел, как его кореша торопливо разбегаются в разные стороны, суматошно отстреливаясь.

На него налетел Смешной.

– Что?! Что?! – выкрикнул Митяй.

– опóзеры! Не уйти в шахту, поздно! – отчаянно выдохнул жулик.

– Давай туда! – крикнул Митяй и прыгнул за стопку бетонных плит, оставшихся на площади еще с довоенных времен, когда ее собирались реконструировать, да так и забросили, оставив кучи строительного мусора и прочей дребедени, благодаря чему и появилась возможность хоть как-то укрыться от вездесущей смерти.

Смешной тоже оказался за этой стопкой плит. Уголовники притаились, держа наготове автоматы.

– Циркач ранен в голень левой ноги, – сказал Митяй. – А я Клыка завалил.

– Где Циркач-то? – поинтересовался его кореш.

– Там остался. Мне что, тащить его надо было? Лютый увидел меня, заорал – убью, мол. А ты ж его знаешь, если сказал – сделает. Так что не до Циркача мне.

– Ну, правильно, – согласился Смешной. – И я бы так поступил. Никаких предъяв.

– Еще б ты мне предъявлял! – процедил Митяй. – Если б не ты, сидели бы мы сейчас в шахте и ждали, когда все успокоится.

– Долг, – коротко вымолвил жулик, покосившись на собеседника.

«Да пошел ты! – зло подумал Митяй. – Строишь тут из себя вора. А сам – сука сукой!», а вслух сказал:

– Долг – это в обяз. За мной долгов не бывает. Ладно, надо думать, как выбираться отсюда.

– Думай не думай, а по ходу влипли мы, – сказал Смешной.

– Не каркай, – процедил Митяй.

– Не говори со мной так, – угрожающе ответил его подельник.

– А то что? – с вызовом спросил Митяй.

Смешной промолчал, но Митяй не расценил это как слабость. Он был настороже и спиной к подельнику не поворачивался.

– Надо сидеть тихо, – сказал он. – Авось пронесет.

– Договорились, – отозвался Смешной.

«Не договаривался я с тобой, сучара. Не договаривался», – подумал Митяй холодно.

Селиверстов, воя сквозь зубы от боли и злости на покинувшего его кореша, пополз между кучами и укрылся под куском рубероида, даже в такой критической ситуации понимая всю глупость своего поступка. Разве ж это укрытие?! Однако в его положении выбирать не из чего: что нашел, то нашел.

Полежал так какое-то время, прислушиваясь к трескотне боя. Убедился, что никто его не обнаружил и не пытается убить или пленить. Достал индивидуальный пакет, обмыл из фляжки кровоточащую ногу, подвывая от боли, ощупал область ранения, с удовлетворением убедился, что кости целы, а артерии не перебиты, принялся туго накладывать бинт, продолжая морщиться и стонать сквозь зубы. Постепенно ему удалось остановить кровотечение. Теперь предстояло позаботиться о более надежном убежище.

Грохот ближнего боя сместился куда-то к кинотеатру. Артобстрел уже давно закончился, лишь трещали беспорядочные очереди у «Луча», и их эхо суматошно металось в том районе, подтверждая, что заваруха там закрутилась нешуточная.

«Митяй, сука, бросил меня, – со злостью думал Селиверстов. – Если увижу, предъявлю по полной. Не отмажется. В чушкари переведу. А с другой стороны, как бы я сам поступил? Ладно, хватит самокопания. Я не с другой стороны, а с этой, и с этим надо что-то делать. Лежать тут под рубероидом – глупо. Кому скажи – засмеют. В жизнь не отмыться от такого позорища. Да и опóзеры найдут рано или поздно. А может, сдаться? Не, не станут меня в плен брать. Во-первых, ранен, а во-вторых, на кой я им сдался? Грохнут, и все дела. Что же делать? Как же выбраться из города в моем положении? Как бы гангрена не началась, хрен его знает, что там за ранение. В общем, надо выходить к своим. О, черт! Да ведь все верно! Я же ранен. Мне амнистия полагается. Н-да… Совсем мозги отшибло. Госпиталь, амнистия, перевод в обычную часть, где нет заградотрядовцев, откуда можно уйти в два счета. Правда, если поймают – расстреляют как дезертира. Но это смотря, при каких обстоятельствах и как уходить. Если по-умному, то спишут как без вести пропавшего. А может, вообще комиссуют по ранению. Это был бы идеальный вариант. Лишь бы ногу не отчекрыжили…»

Настроение у Селиверстова несколько улучшилось. Даже боль отступила. Лишь одно беспокоило его по-настоящему: каков характер ранения, не будет ли последствий, как бы без ноги не остаться. В который уже раз осмотрел ногу, потрогал ее. Отекает. Должно так быть или нет, Циркач не знал. А вдруг это уже гангрена? Хотя так быстро – вряд ли. Настроение опять испортилось. Надо как можно быстрее выходить к своим.

Выбравшись из-под этого дурацкого куска рубероида, Селиверстов пополз, часто останавливаясь, прислушиваясь к нестихающей, удаляющейся перестрелке. С одной стороны, его это радовало, а с другой, он опасался, что опóзеры, перешедшие, судя по всему, в контратаку, могут продвинуться далеко вперед. Насколько в таком случае увеличится расстояние и усложнится выход к своим? Лучше об этом не думать. А просто пробираться как можно незаметнее.

Циркач продолжал ползти. На его пути иногда попадались убитые штрафники. Он узнавал их. Еще утром все они были живы и рассчитывали жить долго, несмотря на войну. Ведь каждый надеется уцелеть и вернуться живым.

Вернется ли он сам?

Не думать об этом.

Ползти. Ползти.

Селиверстов, собрав всю волю в кулак, продолжал свой медленный путь, отрешившись от всего. Главное, выйти к своим, а там – госпиталь, амнистия. Только бы ногу не отрезали. А уж потом он снова подумает о том, как уйти на рывок. Воевать на никому не нужной войне, да еще подыхать на ней, Циркач не собирался.

Смерть не знает жалости. Она приходит к каждому в назначенный срок, минута в минуту. Смерть Селиверстова оказалась быстрой и не страшной, потому как не ожидал он ее именно в этот момент.