Книга Мерзейшая мощь - Клайв Стейплз Льюис

Поначалу было так, как всегда бывает: пожилые жуиры, умиротворенные вкусной едой, благодушно улыбались, ибо их нельзя было пронять никакой речью. Там и сям маячили задумчивые лица тех, кого долгий опыт научил думать о своем, что бы ни говорили, и вставлять, где надо, гул одобрения или смех. Беспокойно морщились молодые мужчины, которым хотелось закурить. Напряженно и восторженно улыбались тренированные дамы. Но, мало-помалу, что-то стало меняться. Одно лицо за другим обращались к оратору. Поглядев на эти лица, вы обнаружили бы любопытство, сосредоточенное внимание и, наконец, недоумение. Постепенно воцарилась тишина, никто не кашлял, не скрипел стулом: все смотрели на Джайлса, приоткрыв рот, не то от ужаса, не то от восторга.

Каждый заметил перемену по-своему. Для Фроста она началась, когда он услышал: «большую помощь оказал крупнейший крест», и почти вслух поправил: «трест». Неужели этот кретин не может следить за своими словами? Оговорка сильно рассердила его, но что это?.. Может, он ослышался? Джайлс говорит, что «человечество охладевает пилами природы»! «Уже готов», — подумал Фрост и услышал совершенно отчетливо: «Надо всесторонне отчитывать факторы племени и теста».

Уизер заметил это позже. Он не ждал смысла от застольной речи, и довольно долго фразы привычно скользили мимо него. Речь ему даже понравилась, она была в его стиле. Однако, и он подумал: «Нет, все же! Это уж слишком… Зачем он говорит, что в ответ на поиски прошлого мы умеренно стоим будущее? Даже они поймут, что это бред». ИО с осторожностью оглядел столы. Пока все шло хорошо. Но долго это продолжаться не могло, если Джайлс не закруглится. Слова какие-то непонятные… Ну, что такое «аголибировать»? Он снова оглядел столы: гости слушали слишком внимательно, а это не к добру. Тут он услышал: «Экспонаты экземплатируют в управлении поруозных мариаций».

Марк сначала вообще не слушал. Ему было о чем подумать. Он слишком устал, чтобы думать об этом болване, и слишком радовался передышке. Фраза-другая задели его слух, и он чуть не улыбнулся, но пробудило его лишь поведение сидящих рядом с ним. Они притихли; они слушали; и он взглянул на их лица. Лица были такие, что и он стал слушать. «Мы не намерены, — вещал Джайлс, — эребировать простун-диарные атации». Как ни мало беспокоился он о Джайлсе, ему стало страшно за него. Марк огляделся. Нет, с ума он не сошел, все явно слышали то же самое, кроме бродяги: тот был важен, как судья. И впрямь, бродяга речей не слыхивал и разочаровался бы, если бы «эти самые» говорили понятно. Не пил он и настоящего портвейна; правда, тот ему не очень понравился, но он себя преодолел.

Уизер не забывал ни на минуту, что в зале — репортеры. Само по себе это было не очень важно. Появись что-нибудь в газетах, легче легкого сказать, что репортеры напились. С другой стороны, можно этого и не делать: Джайлс давно ему надоел, и вот отличный случай с ним покончить. Но сейчас дело было не в том. Уизер думал, ждать ли ему, пока Джайлс замолчит, или встать и вмешаться. Сцены он не хотел. Было бы лучше, если бы Джайлс опустился на место сам. Однако, дух уже стоял нехороший, и откладывать было опасно. Украдкой поглядев на часы, Уизер решил подождать две минуты и сразу понял, что ошибся. Пронзительно-тонкий смех взмыл к потолку. Так. С какой-то дурой истерика. Уизер тронул Джайлса за рукав и поднялся.

— Кто какое? — возмутился Джайлс, но ИО тихо надавил на его плечо, и ему пришлось сесть. Уизер откашлялся. Он умел сразу приковывать к себе взгляды. Женщина перестала визжать. Люди с облегчением зашевелились. Уизер оглядел комнату, помолчал и начал.

Он ждал, что обращенные к нему лица будут все умиротворенней, но видел иное. Вернулось напряженное внимание. Гости, приоткрыв рот, не мигая глядели на него. Снова раздался визг, а за ним и еще один. Коссер, дико озираясь, вскочил и выбежал, свалив при этом стул.

Уизер ничего не понимал, ибо слышал свою вполне связную речь. Аудитория же слышала: «Дэди и лентльмены, все мы обнимаем… э-э… что нашего унижаемого рукоблудителя отразила… э-э… аспазия… троизошло трисворбное троисшествие. Как это ни граматично, я умерен, что…»

Визжащая от хохота женщина вскочила, бросив соседу: «Вудвулу!» Это дикое слово и не менее дикое ее лицо привели соседа в бешенство. Он встал, чтобы ей помочь, с той злобной вежливостью, которая в наше время заменяет оплеуху. Она закричала, споткнулась и упала на ковер. Другой ее сосед увидел это, взглянул на лицо первого и кинулся на него. Вскочило человек пять; все орали. Какие-то молодые люди стали пробираться к двери. «Хилые кости!..» — воззвал Уизер. Он часто одним властным окриком усмирял аудиторию.

Но его не услышали. Человек двадцать пытались заговорить одновременно. Каждый из них понимал, что самое время образумить всех удачно найденным словом, и многоголосый бред наполнил комнату. Из людей, имеющих вес, молчал только Фрост. Он что-то написал на бумажке, свернул ее и отдал слуге.

Когда записка попала к мисс Хардкастл, шум стоял страшный. Марку это напоминало большой ресторан в чужой стране. Мисс Хардкастл стала читать: «Ловите позицию! Прочно! Прост.»

Фея знала и до того, что сильно пьяна. Пила же она не без цели — позже ей надо было спуститься к себе, вниз. Там была новая жертва, как раз в ее духе — такая безответная куколка. В предвкушении удовольствия Фея речей не слушала, а шум ее даже возбуждал. Из записки она поняла, что Фрост от нее чего-то хочет. Она встала, пошла к двери, заперла ее и положила ключ в карман. Возвращаясь к столу, она заметила, что ни странного незнакомца, ни священника-баска уже нет. Во главе стола боролись Джайлс и Уизер. Она направилась к ним.

Добралась она не скоро, ибо комната больше всего напоминала метро в часы пик. Каждый пытался навести порядок и, чтобы его поняли, орал все громче и громче. Фея заорала и сама. Она и дралась немало, пока дошла до места.

Тогда раздался оглушительный треск, а затем, наконец, воцарилась тишина. Марк увидел сперва, что Джайлс убит, и только потом, что в руке у Феи револьвер. Снова поднялся гвалт. По-видимому, все хотели прорваться к убийце, но только мешали друг другу. Она, тем временем, стреляла без остановки. Позже, всю жизнь, Марк лучше всего помнил этот запах — запах выстрелов, крови и вина.

Вдруг крики слились в единый вопль. Что-то мелькнуло между двумя длинными столами и исчезло под одним из них. Почти никто не видел ничего, кроме быстрой, огненно-черной полоски; но и те, кто видел, не могли объяснить, ибо кричали невесть что. Марк понял и сам. Это был тигр.

Впервые за этот вечер все заметили, сколько в комнате закоулков и закутков. Тигр мог быть где угодно. Он мог быть в глубокой нише любого окна. В углу стояла большая ширма…

Не следует думать, что все потеряли голову. Кто-то к кому-то взывал, кто-то шептал ближайшему соседу, пытаясь показать, как выйти из комнаты или спрятаться самим, или выгнать зверя из засады, чтобы его застрелили. Но никто никого не понимал. Мало кто видел, что Фея заперла дверь, и многие стремились к выходу, безжалостно прокладывая себе путь. Некоторые знали, что эта дверь заперта, и яростно искали другую. В середине залы обе волны встречались, что-то орали и начинали драться, увеличивая плотный клубок мычащих и пыхтящих тел.